Мать в штыки приняла саму идею о том, чтобы отпустить куда-нибудь родное чадо. Все жалобы на предстоящие мытарства, ангельские истории о чистом душой Арсении, подкрепленные тремя фотографиями, канули в небытие. А вдруг они там к водке пристрастятся, девок водить начнут, и не приведи судьба, дойдут до клея в пакетиках. Никакая старушка не уследит за малолетними оболтусами, только мать.
Я почувствовал близость провала. Даже пассивная отцовская поддержка не спасала. Более того, родитель чуть все не испортил. Когда разговор зашел о всяких девках, отец неосторожно высказался в том русле, что, дескать, пора парню. После чего, почуяв опасность, ретировался на кухню за второй кружкой чая. А следом и Катька влезла со своими глупыми разговорами о пьяных студенческих вечеринках. Ей-то откуда знать, сопле малолетней? Как итог, сцепился с сестрой, поругался с матерью и провалил первое порученное задание.
Разговор зашел в тупик и затих. Я с тоской посмотрел на часы, показывавшие полдевятого вечера. Ровно час до визита друга детства Арсения. Подготовил мать, ничего не скажешь. Как бы Сеню по лестнице взашей не спустили, после такой подготовки. С разъяренной матери станется.
За ужином накал страстей несколько спал. У отца на объекте снова лопнули трубы, о чем он не преминул рассказать с одним ему понятным интересом. Захватывающую историю про Иваныча и задвижки оборвала несносная Катька со своей вечной проблемой.
- Перешла в шестой класс и сразу взрослой стала? – отреагировала мать резко.
- Сейчас в садике уши прокалывают.
- Ты посмотри-ка, что творится, отец. Один норовит в другой город уехать, клей нюхать, другая, от горшка три вершка, а уже уши прокалывать намылилась. Может наколку заодно сделаешь?
Я выразительно глянул на сестренку и покрутил пальцем у виска, в ответ же увидел высунутый язык. Дура, нашла, когда к матери с такими просьбами лезть. Быть Сени спущенным по лестнице, не иначе.
Я поблагодарил за еду и вышел из-за стола, обуреваемый нехорошими предчувствиями.
Двадцать одна… Двадцать две… Двадцать три минуты. Время текло медленно, оттягивая неминуемую развязку. Без двух минут половины десятого на улице послышался шум мотора, а ровно в полчаса раздался дверной звонок.
- Сеня, здорово! Какими судьбами.
Сеня был великолепен. Этот толстенький, немного неуверенный в себе парень, с тихим голосом и манерами интеллигента заставил забыть мать о былых сомнениях. Он то и дело теребил душку очков и тяжело вздыхал. А глаза, эти большие грустные глаза, обладателя которых хочется бесконечно обнимать и тискать. Даже сестра со своими ехидными замечаниями помалкивала, а отец и вовсе пришел в восторг, узнав, что Сеня поступает на его родной факультет.
В конечном итоге все было улажено. Мать записала домашний адрес, телефон Арсения и пообещала держать ситуацию под контролем. Кто бы сомневался. Под колпаком наблюдения окажемся не только мы с лжедругом, но и соседи по лестничной площадки. А уж если в новом дворе окажутся бабушки, облюбовавшие подъездные скамейки, пиши, пропало. Такую службу наблюдения мать активизирует в первую очередь.
Пришла пора прощаться. Скромный Сеня, теребящий пухлыми ладошками многострадальную оправу, начал продвигаться к выходу, задевая по пути косяки и стулья. Мать запоздало спохватилась, вспомнив про отца Арсения, все это время ждущего отпрыска в машине
- Вам по пробкам два часа добираться, пусть хоть чая попьет.
«Хоть чая попьет» могло затянуться на пару часов. Понимал это я, понимал это и Сеня, пространно намекнув на плохое настроение родителя. Сделал это тонко, оборвав дальнейшие нити расспросов по этому поводу. Впрочем, у матери могло найтись с десяток новых.
- Все, все, хватит, - решительно вмешался я, подхватывая Сеню под локоть. Толстячок не заставил себя долго уговаривать, легко подавшись на выход. По пути он умудрился зацепиться за дверную ручку и заодно сбросил кучу заколок с трюмо.
- Извините, простите, - гость краснел, пыхтел, потешно крутясь на месте после каждого неловкого действия. Но разве можно на такого злиться, сплошное умиление - читалось в глазах зрителей.
- А ты куда собрался? – спросила мать, заметив кроссовки на моих ногах.
- Я провожу.
Мы спустились по лестнице вниз и остановились у подъездной двери, окрашенной в некогда яркий зеленый цвет. Незнакомый толстячок уверенным движением поправил душку очков и едва слышно произнес: