Метод не был изобретением Карла. Изучая историю торговли, он почитывал старые учебники по психологии клиента времен, когда еще существовали магазины с живыми продавцами. Железное правило, гласившее, что каждый входящий в магазин – даже если он просто хотел укрыться от дождя – есть потенциальный покупатель и с ним следует обращаться так же, как с совершающим крупные покупки, сейчас приносило плоды в бизнесе Карла. Вот почему он недурно существовал, принимаясь за разные занятия.
Правда, последние семь лет рейзерства подорвали его некогда значительные финансовые резервы, но это проистекало из объективных обстоятельств и специфики профессии: рейзинг требовал театральных декораций – дорогих отелей, первоклассных ресторанов, элегантной внешности. Когда у тебя – как у Карла Прона – низкий истинный разряд, расходы поглощают львиную долю не очень-то высоких гонораров. Но эта профессия дает в обществе позицию, какой не может дать никакая другая: рейзера не спрашивают, почему у него только четвертый разряд. Считается, что фактически его разряд гораздо выше, но из профессиональных соображений он это скрывает. Для честолюбивого трояка весьма ценное свойство.
Карл не верил в ад. По его мнению, существо, столь добродетельное, как Творец, не может оказаться скрупулезным, мелочным бухгалтером, регистрирующим каждую человеческую оплошность, уподобляясь в этом Сискому, регистрирующему каждый пункт, истраченный гражданином. По правилам существования, которые Карл для себя разработал, важен только конечный баланс плохих и добрых дел, которые – ежели они пребывают в равновесии – создают вовсе недурное «общее впечатление» в глазах Творца.
Уже давно (так, по крайней мере, ему казалось сейчас) он чувствовал в себе необычайную склонность к добрым свершениям. Беда в том, что до сих пор у него не было никогда для этого нужных средств. Все пункты – и получаемые законно и зарабатываемые на стороне – уплывали сразу, просачивались сквозь пальцы, прежде чем он успевал встретить нужного дружка. В результате он, Карл, частенько сам требовал поддержки в виде нескольких пунктов в долг.
Но сегодня утром все как-то изменилось, обернулось по-иному. Совершенно бескорыстное (если не считать полученной при этом информации) угощение для девушки, «организация» Филипу – практически даром – лучшего в городе рейзера и наконец бутерброды для голодного Снеера – вся сегодняшняя деятельность Карла складывалась в единую весьма похвальную полосу добрых дел.
Он старался забыть, что не мог бы – даже если б хотел – ни переписать себе остаток гонорара от Филипа, ни получить со Снеера за бутерброды, ибо того не позволял его новый Ключ. В свете данного факта филантропия Карла оказывалась в определенной степени вынужденной, однако же… разве не делал он всего этого исключительно по доброте сердечной?
Он решил еще раз утвердиться в чувстве собственной доброты, которое вполне однозначно смягчало, да что там – затушевывало в его совести факт участия в мошенничестве, какого еще не ведали уголовные хроники Арголанда. Оказия подвернулась сразу же за углом Седьмой улицы: двое малышей – темнокожий мальчуган и маленькая светловолосая девочка – с вожделением поглядывали на автомат с конфетами и жевательной резинкой.
Карл сунул в автомат Ключ и сыпанул пригоршню цветных пакетиков под ноги ошалевшим от восторга ребятишкам.
Преступная махинация с Ключом, направленная против анонимной серой массы, таинственно именуемой «толпой», не имела в виду конкретную личность. Эта разница в объекте позволяла Карлу вывести положительное сальдо своих действий.
Он прекрасно понимал, что где-то там, на верхних этажах управления хозяйством, словно шило из мешка вылезет эта мелкая в общехозяйственном масштабе нехватка товара по сравнению с наличием пунктов. Но прежде чем это случится, он, Карл Прон, будет уже нормальным порядочным гражданином с четвертым разрядом интеллекта и массой желтых пунктов на своем легальном Ключе.
Полный столь оптимистических мыслей, гордый своей искренней любовью к ближним, готовый и дальше оказывать услуги исключительно из чистого к ним расположения, Карл задержался перед банковским павильоном на аллее Тибиган, сразу за пересечением с Девятой улицей, для совершения операции, которую арголандец в здравом уме проводит, только когда уже нет иного выхода: замены определенного количества желтых пунктов на зеленые.
Такая замена легально была возможна лишь по номинальной стоимости: пункт за пункт. Можно было получить зеленые и красные за желтые, а также красные за зеленые. В обратном направлении банковские автоматы не действовали.
Учитывая весьма значительную разницу в стоимости пунктов различного цвета на черном рынке, банковский обмен был, разумеется, полнейшей бессмыслицей, и никто им никогда не пользовался. Однако же официальный курс, равный для пунктов всех цветов, имел определенное общественно-идеологическое обоснование, доходы нулевика, выраженные в количестве пунктов (без уточнения цвета), были в среднем лишь вчетверо выше, нежели доходы шестиряка. Это отлично маскировало истинный разброс доходов различных интеллектуальных разрядов, поддерживая – во всяком случае в статистике – миф об относительном материальном равенстве граждан.
В действительности же, с учетом рыночной стоимости желтых и зеленых, нулевик имел в несколько раз больше шестиряка. Правда, последний получал достаточно много, чтобы спокойно существовать на довольно приличном уровне, не будучи вынужденным искать источники дополнительных заработков – однако же сознание, что другие живут еще гораздо лучше, лишало покоя многих.
Замена желтых на зеленые либо красные – если уж кто-то вынужден был это делать, например, из-за отсутствия красных для оплаты квартиры в дешевом жилом блоке – обычно осуществлялась не в Банке, а рядом с Банком у одного из постоянно толкущихся там колорчейнджеров, или попросту хамелеонов.
В связи с ограничениями, действующими в отношении его нового Ключа, Карл не мог проделать операцию с профессиональным хамелеоном. Не мог он произвести и обычную – один за один – замену желтых на зеленые в банковском автомате, поскольку – как он сообразил – такая операция вызвала бы «рождение» определенного количества зеленых на его счету без уменьшения количества желтых. Такие пункты неведомого происхождения изобличали бы «левый» Ключ.
Карл придумал другой способ. У Банка – кроме торгашей – бывали люди, желающие получить немного желтых на конкретную покупку. Уже через несколько минут он нашел молодую женщину, пытающуюся приобрести две сотни желтых. Карл недолго побеседовал с ней, и они вместе пошли в ближайший магазин, похваляющийся ярко-желтыми драпри в витринах.
Вышли оттуда взаимно довольные: Карл с восьмьюстами зелеными на Ключе, а женщина с прекрасной шубкой из натуральной норки. Восьми сотен было недостаточно, поэтому Карлу пришлось еще дважды повторить подобную операцию, под злыми взглядами колорчейнджеров, у которых он отбивал клиентуру, предлагая более выгодные условия обмена.
Насобирав полторы тысячи зеленых, он потихоньку скрылся с глаз уже явно разъяренных хамелеонов.
Пункты ему требовались для урегулирования некоего частного долга. В принципе дело было довольно паскудное, и Карл, как говорится, плевал себе в бороду, сожалея, что дал себя уломать.
При одном воспоминании о сомнительном бизнесе, который он провернул, оказавшись в тот момент «на мели», он теперь краснел и покрывался гусиной кожей.
Он, Карл Прон, приличный рейзер – правда, невысокого полета, – две недели назад вошел в компанию – стыдно признаться! – с вампиром. Такое случилось с ним в первый и, как он себе клятвенно пообещал, последний раз…
Жалкий шестиряк подцепил его за пивом и совершенно выбил из колеи, пообещав пятьсот зеленых за мелкую услугу. Прон знал этого типа в лицо, но, упаси боже, понятия не имел, чем подлец занимается! Будучи по натуре человеком добрым, Карл пообещал свою помощь, кроме того… когда у тебя нет пунктов, любое предложение хорошо. Карл поверил, что дело легкое, а его роль – безопасна. В условленный день он отправился в больницу, получил от вампира сворованный Ключ, затем перевел у менялы две тысячи зеленых на свой счет, вернул вампиру ключ.