Наверное, каждый художник, выставляя свое первое творение на суд зрителей, выглядит, как и все остальные художники: чуть смущенно, пытаясь демонстрировать расслабленность и уверенность в себе. Мол, говорите, что думаете. И только глупец не поймет, что творец ждет одобрения. А вовсе не мнения.
Элермэ была потрясена. Слова были излишни. Их просто не было. Но она нашла в себе силы. Он же так для неё старался. Автопортрет. Главное — не спросить, где тот, кого убивают.
— Потрясена. Нет слов, как потрясена! Милый, ты просто — невиданное чудо! Ты… ты… неподражаем.
— А…а. А в жизни неподражаем или на полотне?
— Везде!
— Кхм. Благодарю. Пусть тогда пока здесь постоит.
Смущенный и гордый собой Амалирос выбежал из спальни и понесся на кухню, проверять лично, что готово, а что еще нет. Какой-то недоумок приставил к готовке трех бывших Открывающих, уровень знаний которых пока тянул только на коренщиков. Их делом было редьку строгать, а не к соусам прикасаться. Темный сделал вывод, что кое-кто еще не до конца принял их новый статус и со дня на день ожидал возвращения заговорщиков в Нижние Чертоги.
Элермэ сморгнула слезинку — она стала излишне сентиментальна и чувствительна. Конечно, пошатнуть её душевное спокойствие после шедевров Сульса не могла никакая картина в мире. Но тут было совсем другое дело. Сульс не умел рисовать вообще никак. Только он сам мог в своей мазне разглядеть нечто, напоминающее человека. Больше никто.
Амалирос не то чтобы превзошел широко известного в Подгорных Чертогах живописца — его творение было совершенно иного плана. В отличие от Сульса, Повелитель Темных не умел рисовать… пока. Но уже можно было видеть наличие композиции. Автор даже распределил свет и тень. Мазки были аккуратными, образы выписаны тщательно. Собственно, кроме двух «образов» и черного заднего фона, картина ничего более не изображала. Еще тут и там на двух «образах» цвели алые всполохи. Видимо, это был свет факелов. Но сами существа вполне могли посоперничать с «предками нофера». На свой лад, конечно. Нет, глаза не заползали на щеки, носы не выглядели как нечто страшное. Но все-таки они были страшны. В целом. Два бледных червеобразных создания красовались на холсте по пояс, и одно существо обнимало другое узловатым щупальцем.
Теперь, когда Элермэ присмотрелась повнимательнее, она начала их отличать. У существа со щупальцем были острые уши, что наводило на мысль о том, что само щупальце было ни чем иным, как рукой. Свет факелов одинаково отражался на головах двух героев, поэтому оба имели несколько кровавый оттенок. Это по началу и смущало. Но теперь, когда стало понятно кто где, Элермэ поразилась. Конечно, выползень был мерзок. Даже хуже, чем на самом деле. Если бы в Чаше оказался такой противный страшный слизняк, она бы просто умерла от страха. Но оказалось, что её возлюбленный видит себя почти таким же. Как сказал бы брат Нэрнис: «Самооценка занижена».
Элермэ вздохнула и решила, что она станет называть картину «Выползень душит сам себя». С глубоким смыслом.
Еще ни у одного начинающего художника не было столь благожелательного критика.
Даэрос нервно вышагивал по палубе.
— Нэрьо, давай, черпани еще ветерка из этой бочки, давай!
— Даэр, я же мачту сломаю. У нас и без того — попутный ветер. Что мы, на пожар торопимся? Успеешь со своим заговором. Ты лучше успокой Айшака.
Даэрос не мог успокоиться. Заняться ему было совершенно нечем. Время от времени гладить длинноухого по холке — разве это занятие? Чем ближе они были к Темным владениям, тем больше Ар Ктэль нервничал. Если Повелитель Амалирос по своему обыкновению сидит один в Верхних Чертогах, то он уже мог придумать такое, что на оправдательные заявления придется потратить два дня, если не больше.
Нэрнис, напротив, наслаждался действием, компенсируя своё сидение на дереве и скачку на Айшаке. Он видел, как брат метался по палубе и, похоже, собирался гонять ветер руками. Конечно, Даэрос — весьма деятельная натура. Но было в его нетерпении что-то еще. Что-то в нем неуловимо изменилось. Нэрнис старался пока не размышлять на такие сложные темы. Лодка неслась, высунув из воды почти полкорпуса, держась за надутый пузырем парус. Только в промежутках, когда Светлый отвлекался, она с шумом рушилась в воду, но пока не разваливалась. Лодочник на морском просторе окончательно ошалел — ему теперь приходилось только держать кормовое весло в одном положении. Он ловил ветер буквально открытым ртом, получал полное удовольствие от такого необычного плавания и лишь изредка поправлял руль по указанию Аль Арвиля.
К середине дня Нэрнис разогнал лодку так, что они чуть не проскочили проход в скалах. Владелец бывшей торговой, а теперь «летучей» ладьи, почувствовал себя в привычной спокойной стихии, как только убрали парус и взялись за весла. Нэрнис впервые пытался грести на такой тяжелой посудине. Он заранее посочувствовал лодочнику. Гребцов не нанимали, значит, ему придется ждать попутного ветра, а когда он еще переменится? Разве что какой-нибудь корабль Темных пойдет в Малерну и дотащит лодку до Пальдаса на буксире.
Лодочник стоял у кормила, всё больше впадая в состояние флегматичной задумчивости. Эльфы налегали на весла. Айшак пользовался тем, что Даэрос занят. Он долбил палубу, собираясь пробить её, и отправиться в неглубокий трюм. К пристани подходили уже за полдень, сообщая о своем прибытии громкими ударами копыт по дереву. У причала мирно покачивался роскошный, украшенный нефралевыми накладками белый корабль. Судя по всему, Владыка Тиалас уже прибыл.
Люди, на таких «кораблях» как их лодка, в порт Темных никогда не заходили. Здесь вообще людей видели — не вспомнить когда. Береговая стража была в изумлении, особенно, когда они подошли поближе: лошаков здесь тоже не видели. Наконец, веревка полетела вверх, и Темные сородичи зачалили измученное судно. Даэрос оценил новую проблему и потребовал самые длинные и широкие сходни. Айшака выводили общими Темными усилиями. Если кто и хотел ухмыльнуться насчет «личного лошака Даэроса», то Айшак сам пресек эти попытки. Как только он оказался на пирсе, то искусал двоих, а еще одного Темного не готового к такому подвоху, скинул в воду. Как водится, копытами. Даэрос поблагодарил за встречу и велел всем держаться подальше от «диких айшаков». И вообще, не пытаться трогать «научную ценность».
Пока Нэрнис расплачивался с лодочником и договаривался с Темными о временной стоянке для него у крайнего пирса, Даэрос выяснял у стражи, когда прибыл Озерный Владыка.
Светлый ничуть не удивился сговорчивости сородичей Даэроса, относительно временного пребывания в порту диковинной лодки. Многие из них человека видели впервые, а те которые видели не впервые, поражались его безразличию. Человек не озирался, не рассматривал ни порт, ни входы в подгорья, ни даже корабль Светлых. Как будто он тут уже в сотый раз и давно всё видел. Падким на всё новое Тёмным такой гость был интереснее целого Светлого посольства. Корабль в торговую Империю должен был уйти только утром, так что лодочнику грозил вечер в их компании. Светлый не сомневался — Темные наверняка попытаются его расшевелить и удивить. И непременно поставят на результат. Аль Арвиль вспомнил азартных жителей Малерны — вот бы ему тогда такое спокойствие! Неожиданно человек спросил:
— А они тоже умеют ветер делать?
Нэрнис был вынужден его разочаровать. А бывший грузчик окончательно заинтриговал Темных:
— Жаль, а вроде — эльфы. — На этом его интерес к окружающему иссяк, и он уселся на пирс, ждать попутного ветра и корабля.
Ар Ктэль выяснил, что Владыка Тиалас прибыл утром и сейчас движется горными дорогами через «резные мосты, наслаждаясь видами». Даэрос решил, что наслаждаться у них с братом времени нет. То есть — совершенно.
— Нэрьо, не спорь, сделай вид, что ты лихой наездник. Кстати, о нас с тобой тут уже наслышаны. Задержимся — пристанут с расспросами, а нам надо ссспешить.