Крысак шумно вздохнул. Его-то точно не прирежут.
Глава 7
Обычно в сельской местности утро начинается с петухами. Но местность была пустынная — никаких петухов не предвиделось. Кур вчера почти съели, и если бы не появление Достойной Вайолы, доели бы совсем. Первый утренний луч прорезал тяжелые облака. Даэрос с надеждой посмотрел на хмурое небо. В их положении дождь был бы как нельзя кстати. Но еще не известно, а будет ли он, или ветер разгонит редкие тучи. Пока же следовало решить вопрос: будить спутников и трогаться в путь немедленно или дать Крысаку дощипать траву. Утренняя роса, конечно, не водопой, но — хоть что-то… Эту дилемму за Даэроса решил лошак. Зверь натянул веревку, извернулся к телеге задом, и, повторяя вчерашний опыт, нанес сокрушительный удар копытом в борт. Следом раздался рев. Отъевшийся за ночь лошак орал громче и находился к путникам гораздо ближе, чем прошлой ночью во время первого вопля.
Утренний сон был отвратительным. Аль Арвилю снилось, что отравленное вино приносит разъяренный дракон. Он очень громко стучит в дверь, а потом накрывает крылом и душит. Хотя, нет… Светлый очнулся. Оказалось, что орет упрямый лошак, а Пелли прикрывает его, Нэрниса, всем телом. Спасает, как обычно… Сна как не бывало. Но очень хотелось сделать что-нибудь, чтобы это отвратительное животное замолчало и прекратило разносить телегу.
Пелли смущенно отползла в сторону. Ну, подумаешь, залезла с перепугу на первое, что попалось. Или на кого попалось. Но к этому разъяренному чудовищу она ни за что не подойдет! Самый ловкий у них Даэрос. Вот пусть и утешает лошака. Отпрыгнет в случае чего. Этот «конь» наверное по своей покойной хозяйке убивается… Ой! Умерла она, видно ночью-то…
К лошаку подходили втроем с разных сторон. Даже стреноженный Крысак тронулся перескоком вниз с холма. Он, конечно, был чужд сострадания. Просто некая сентиментальная девица пыталась подманить орущего лошака зеленым яблоком. Дурная скотина ревела и лупила копытами телегу, не обращая внимания на протянутое угощение. Крысак решил, что яблоко этому пришлому поедателю кустов не нужно.
На стоянке, которая еще совсем недавно была мирной обителью сна, царил бедлам. Пелли жалобно просила скотинку не страдать, называя буйное животное «миленьким лошачком». Близко, правда не подходила. Нэрнис пытался увещевать нахала, временами вставляя «Нет, ну совесть-то у тебя есть?». Даэрос действовал наскоком: каждый молниеносный бросок Полутемного удачно завершался ударом по лошачьей морде и словами: «Заткни пасть, падаль! Можно, я его убью!?».
Все были так увлечены каждый своим участием в нелегком деле усмирения буйной скотины, что не заметили, как между Пелли и лошаком вклинилась морда Крысака. Он всего лишь потянулся к яблоку. Кто бы мог ожидать, что изможденный, как ожидалось, лошак окажется таким не в меру прытким. Он моментально развернулся к Крысаку задом, и почтенный тяжеловоз получил вместо яблока удар копытом в плечо. Крысак попытался взбрыкнуть, но его подвели связанные передние ноги. Большой могучий конь позорно завалился прямо под копыта тщедушного лошака. Нэрнис едва успел дернуть Пелли за руку, а не то быть бы ей примятой конской тушей.
Лошак был совершенно чужд благородства. Пока Крысак пытался перекатиться и встать со стреноженными ногами, гнусное животное наносило беспомощному коню удар за ударом. Мерзавец даже орать перестал, целиком отдавшись задаче «затопчи мерина». Крысак жалобно заржал. И Даэрос не выдержал.
— Все! Убиваю! — Он метнулся к телеге, в которую лошак почти уперся мордой и, взяв шею поганца в захват, завалил его на землю. Тварь оказалась живучей. Глаза у лошака выпучились, язык вывалился, изо рта текла пена, но упрямое создание хрипело и не умирало. Даэрос уперся в телегу плечом и стал выворачивать ему шею. Вот сейчас позвонки хрустнут и лошаку конец! Пелли уткнулась Нэрнису в рубашку и заткнула уши.
— Не-е-ет! — Аль Арвиль закричал и, отшвырнув Пелли, прыгнул вперед. Даэрос выпустил шею лошака и вкатился под телегу. Вовремя. Секира со свистом рассекла воздух и крепко увязла в дереве борта. Достойная Вайола не удержалась после мощного замаха и вывалилась из телеги.
Лошак лежал, распластавшись на брюхе, дрожал и сипло втягивал воздух. Крысак замер в неудобной позе — круп был уже вверху, но встать одним прыжком тяжеловоз не решался. Так и стоял, опершись на подогнутые передние ноги. Неудобно. Зато падать не высоко. Пелли отряхивала юбку. Она уже почти убедила себя, что это её так спасали. Но платье от падения на землю стало несколько пыльным. Обидно.
Достойная Вайола сидела рядом с лошаком, растопырив ноги, и хлопала глазами цвета мутного меда. Очень сложно спросонок сообразить кто, что и где. А секира исчезла. Нэрнис замер в нерешительности: убивать ли деву, которая покушалась на жизнь его брата, или не стоит, с учетом, что она — дева, да к тому же ещё и умом скорбная. Внутри у него клокотала Светлая ярость, в простонародье именуемая праведным гневом. Две тучи сошлись на небе, и первые грозовые раскаты нарушили установившуюся было тишину. Даэрос выполз из-под телеги с другой стороны, отряхнулся, поправил накладные волосы, присоединился к компании и сказал:
— С добрым утром!
— Пшёл вон, мужик! Убью! — Достойная Вайола не привыкла к пробуждению среди всякого сброда.
— Это ты кому сказала? — Нэрнис так и не смог успокоиться.
— Ооой! — Почти пропела Пелли. — А что это тут у нас из гнезда выпало? Никак несушка с насеста сверзилась! — Бывшая служанка недобро прищурилась и уперла руки в бока.
Плевать, что эта воительница в штанах — благородная дева. Рыдать о её кончине можно ровно до тех пор, пока эта кончина не вызывает сомнений. А вот живая, с медовыми глазками, пухлыми щечками, живописными бесстыжими формами, с густыми рыжими косами… красивая, это — не девица. Это — вторая особа женского рода в их милой компании. Это — соперница. И не важно, чья она там невеста. Пелли никому не собиралась позволять воровать крохи предназначенного только ей внимания, красть и без того краткое время их совместного с Нэрнисом путешествия всякими там разговорами, объяснениями, капризами и… маскарадами! А переодеванием в штаны эта «дева» лишила себя всех признаков благородства. И вообще, она же не знает, что в её сумки заглядывали, а шкатулку рассматривали. Так кто же может знать, что вот это существо, сидящее на земле врастопырку, есть персона благородных кровей? Ну а раз мы не знаем…
— Ты как смеешь обзывать мужиком Тёмного Эльфийского Принца!? — Пелли кивнула вздернутым подбородком в сторону бородатого Сорэада. — А ну-ка, попробуй повторить то же самое моему несравненному Нэрнису, который, кстати, Светлый Принц! — Пелли шипела и угрожающе наступала на воительцу. Это ничего, что Нэрнис перестал возмущенно сопеть от удивления. Главное — обозначить территорию, не подлежащую захвату. — И где твоя юбка, бесстыжая? Ты, почему тут мясо свое разложила, а не стоишь на коленях как положено? Нэрнис, будь добр, сними эти патлы, покажи ухо!
Командные интонации старой Бриск работали безотказно. Нэрнис подчинился и снял накладные волосы. Он был слишком занят, чтобы решать, кто может ему указывать, а кто нет: Пелли надо было как-то удержать от того, что он уже однажды видел. От рукопашной. Его спасительница примеривалась к волосам Достойной Вайолы. Сейчас еще немного потопчет полянку, а потом нападет. Хотя… Попытку убийства Даэроса секирой еще никто не прощал!
— С каких это пор, благородные принцы, едущие по тайному делу, должны спасать заблудившихся в степи дур? Почему это я должна полночи переодевать тебя, телка откормленная? Чтобы с утра, вместо завтрака посмотреть, как ты, ослица неблагодарная, пытаешься зарубить одного из них? Гномьим топором! Гномьим! — Пелли, сама того не подозревая, обнаружила золотую жилу скандала. — А знаешь ли ты, гусыня, рожденная свиньей в козью поилку, какое наказание тебя ждет за подобное оскорбление?