– Чаю даже не дали! – думалъ разбойникъ съ горечью. – Забытый ножъ украли.
Вдругъ, прохаживаясь по юртѣ, онъ запнулся за куль лежащихъ въ углу веревокъ.
– Это что?
– Это мое… ло… лошадей путать, – пролепеталъ работникъ князя, вырывая у него изъ рукъ веревки.
– А!! – Костя поблѣднѣлъ, какъ смерть… его губы задрожали, лицо искривилось, жилы на лбу напружились… Онъ медленно прошелся вдоль юрты, влача за собою правую ногу, которая за минуту забыла, что уже давно на ней не было цѣпи, и блестящими глазами уставился на остріе лежащаго въ углу подъ лавкой топора.
– Нѣтъ! Постой-ка!.. Не я, такъ и не ты! – заревѣлъ онъ и, схвативъ топоръ, съ быстротою молніи поднялъ его и подскочилъ къ ужинающимъ.
Якуты остолбенѣли. Они смотрѣли на него, не двигаясь съ мѣста, но когда свистнулъ топоръ и ближе всѣхъ къ хайлаку сидящая Упача безсильно покатилась на землю, они бросились къ выходу. Однимъ прыжкомъ, какъ тигръ, догналъ ихъ Костя. Керемесъ бѣжала послѣдней.
Онъ схватилъ ее и оттолкнулъ вглубь юрты.
Свѣтало. Тяжелыя, черныя, гонимыя утренней зарей тучи собирались на сѣверѣ, образуя подвижной толстый валъ, который, выплывая на середину неба, поочереди тушилъ еще кое-гдѣ мелькающія звѣзды, а за собой оставлялъ блѣдно-розовый разсвѣтъ.
Убѣгающіе остановились.
– Керемесъ! – прошепталъ Хабджій, ища глазами жену, – Керемесъ!! Гдѣ же ты?! – повторялъ онъ въ безпамятствѣ, возвращаясь къ юртѣ. – Гдѣ же ты?!
Серебро мое! Солнышко!
Двери юрты были заперты.
Онъ слышалъ какъ хайлакъ, ломая скамьи и столы, заваливалъ ихъ изнутри. Онъ слышалъ его сопѣніе и проклятія. Вдругъ онъ вздрогнулъ: въ юртѣ раздался страшный крикъ ужаса, отчаянія, мольбы.
Хабджій кинулся къ дверямъ и ударилъ въ нихъ кулакомъ. Но здѣсь крикъ уже затихъ и раздавался подъ однимъ изъ оконъ. Якутъ побѣжалъ туда. Но голосъ все убѣгалъ и звучалъ все въ разныхъ углахъ. Хабджій, бѣгая за нимъ, кружилъ вокругъ своей юрты, наконецъ, у одного изъ угловъ дома крикъ замеръ, подавленный.
Якутъ припалъ къ заваленкѣ, колотилъ въ стѣну руками и ногами, отрывая покрывающіе ее навозъ и глину. Наконецъ, онъ замеръ, весь сосредоточившись въ слухѣ.
Тутъ близко, сейчасъ за тонкими лиственными балками, онъ чувствовалъ, почти видѣлъ, какъ двое людей, тяжело дыша, боролись, онъ слышалъ стукъ ударовъ, трескъ костей, еще разъ услышалъ чей-то слабый, жалобный стонъ, который наконецъ замеръ навѣки ужасной, медленной гаммой агоніи. Хабджій продолжалъ прислушиваться, и долго въ ушахъ гудѣлъ этотъ стонъ, хотя въ юртѣ уже господствовала тишина.
Онъ очнулся лишь тогда, когда какіе-то вооруженные всадники окружили его юрту.
Его стали разспрашивать, но онъ, ошеломленный, только бормоталъ что-то непонятное. Пріѣхавшіе, осторожно заглянувъ въ юрту сквозь щели и окна, выломали дверь топоромъ и ворвались во внутрь.
На полу лежалъ трупъ убитой Керемесъ.
Изъ зіяющей на груди раны еще струился ручеекъ коралловой крови; цѣлая лужа ея собралась въ углубленіи.
Надъ этой ужасной лужой, скорчившись, сидѣлъ хайлакъ и плескался въ ней рукой.
– Масло пахтаю – казалъ онъ съ кривой, противной усмѣшкой.
Якуты бросились на убійцу.
– Позволь! позволь мнѣ его убить! – молилъ Хабджій, обнимая колѣни князя.
Но тотъ оттолкнулъ его…