— Что вы сказали? — переспросил он.
— Я продал свой пай, дорогой мой Форбс, продал кое-каким давним друзьям. Боюсь, у них совершенно иные планы на существование этой организации.
Форбс прочистил горло и осторожно спросил:
— Почему вы не поставили меня в известность раньше, мистер Риддл?
— А! — радостно воскликнул тот, и у Форбса рот свело оскомой от его счастливого тона. — Вот правильный вопрос! Почему? Потому что вы, Форбс, единственный, — Риддл выделил это слово, — кому я вообще сообщил об этом. Теперь ответьте на вопрос сами. Будьте так любезны.
Чертова уйма вариантов, и многие неприятны. Но были и лестные.
— Вы хотите, чтобы я начал работать на новых владельцев, сэр? — предположил Форбс. И до этого он никогда не называл Риддла сэром. Само вырвалось.
— Вы потрясающе умны… — Риддл осекся, будто хотел что-то добавить, но передумал. — Потому я до сих пор продолжаю с удовольствием взаимодействовать с вами, невзирая на мелочи. И планирую это делать впоследствии. До свидания, мой друг. До скорого свидания.
Форбс сунул сигару в рот и откинулся на спинку кресла. Экран, теперь уже мутный, погашенный, а не непроницаемо черный, отражал его бледное лицо, слишком рыхлое для здорового человека. Новые владельцы. Что ж. Раз так, они должны связаться с ним незамедлительно.
Дверь его кабинета с шипением скользнула в сторону. Форбс покосился на человека, который стоял на пороге. А потом медленно повернул к нему голову.
Человек, одетый в обычный, разве что чуть более нарядный, чем принято, комбинезон, вошел и сел в кресло для посетителей. В нем была какая-то легкая неправильность, но Форбс не мог узнать планету. Ему казалось, что он знаком со всеми гуманоидными формами: и людей, и близких к людям видов. Нет, это все-таки был человек. Кажется. Но в нем было что-то… не такое. Форбс напрягся: ощущение, словно на краю поля зрения кто-то зашевелился в пустой комнате, накатило и прошло. Человек спокойно и молча смотрел на него, не отводя взгляда.
То ли слишком серая кожа, то ли что-то с глазами. Или чересчур крупная голова. Волосы обычные, хотя какие-то бесцветные. Кто это? И откуда он взялся? Чула — закрытая планета, на которую трудно попасть и людям, и гуманоидам вообще. Обитатели планеты скрывались еще тщательнее, чем Риддл, и Форбс даже никогда их не видел. А уж сама штаб-квартира… Крепость.
Молчание подзатянулось.
— Итак? — не выдержал первым Форбс.
— Мы уже работали с вами, — произнес человек хрипловатым голосом, отрывисто, необычно четко артикулируя. — Проектировали для вас корабли. Хотя вы об этом не знаете. Контракт напрямую с вашим акционером. Теперь будем сотрудничать более тесно. И по другим делам.
Он протянул руку, и Форбс осторожно ее пожал.
— Меня зовут Омега, — сказал человек.
========== Часть 4 ==========
Станция Вега, Фридом-сити
5212 г.
— На этот раз я пойду первым, — сказал Сек. В его голосе звучала мрачная и довольно забавная, особенно в сочетании с полудетским лицом голографической маскировки, решимость. Мортимус пожал плечами и потянул рычажок, открывающий дверь. ТАРДИС материализовалась без проблем, тихо, но сканер до сих пор не работал — опять ложная цель, наверняка, можно гарантировать на все сто. Лишь бы не какая-нибудь война, остальное — не страшно.
Сек, шагнув вперед, исчез за дверью. Мортимус, запахнув мантию плотнее, окинул консольную быстрым взглядом. ТАРДИС приглушила свет, гиперкуб уютно светился на журнальном столике, больше похожий на ночник, и на секунду захотелось остаться здесь, никуда не выходить — достать какую-нибудь книгу, устроиться в кресле поудобнее и дождаться следующей остановки. Мортимус поморщился. Это слишком скучно, слишком комфортно, слишком… рационально. Тянуло сделать наоборот — дурацкое желание, но на этот раз хотелось ему поддаться. Мортимус подошел к столику, взял гиперкуб и сунул в безразмерный карман мантии. Он наверняка пожалеет о том, что не остался в консольной, в уютном кресле, с безопасной книжкой.
— Ты идешь? — Сек сунул голову внутрь. На его непроницаемо-черном пиджаке яркими пятнами поблескивали разноцветные… конфетти? За его спиной что-то громко хлопнуло, послышался смех, и отдаленные музыкальные такты стали складываться в смутно знакомую мелодию. Пятьдесят первый век, кажется, нет, пятьдесят второй, кляйнский свинг.
— Иду, — сказал Мортимус и усмехнулся собственной паранойе. Не стоило так дергаться. Кажется, их забросило в действительно приятное место.
Вокруг ТАРДИС бурлила толпа, разношерстная и разноцветная, точь-в-точь как конфетти на пиджаке Сека. Круглый зал с множеством дверей, с терявшимся в вышине потолком, почти барочные украшения, почти утилитарно-грубые заклепки на стенных панелях. Журчащий гравитационный фонтан. Мимо пробежала парочка неопределенного пола, путаясь в кринолинах, за ними с хохотом гнался перепачканный золотой краской парень в длинном коричневом плаще — тоже смутно знакомом. Униформа, не униформа…
— Куда мы попали? — спросил Сек и брезгливо отряхнул пиджак. — Как это называется? Вакханалия. Я вспомнил слово.
Мортимус глубоко втянул в себя воздух и закрыл глаза. Звуки, запахи, гравитация, люди, которые сновали туда-сюда, чувство в кончиках пальцев… Очень, очень знакомое место. Это не планета, это…
— Станция Вега. Фридом-сити, — вспомнил он, открыл глаза и расплылся в довольной улыбке. Наконец-то действительно приличное место! Интересно, почему ТАРДИС остановилась именно здесь? А, впрочем, в казино многие пытались использовать подручные темпоральные манипуляторы, временных искажений от них побольше, чем от дыры анзуд. — О, это место стоило тебе показать, мой друг, давно стоило! Лучшие развлечения в этом временном периоде. Тебе надо иногда развлекаться, знаешь ли, не все сидеть сиднем на своей планете.
Сек смотрел на него с вежливым недоумением. Вечно эта скептическая мина, о Господи! Мортимус раскинул руки, словно это место было его собственностью. Станция — как пропуск в нормальный мир, где можно быть самим собой — по крайней мере, почти.
— Вон там — казино, — сказал он, указывая ладонью, — а там, если не ошибаюсь, танцплощадки — слышишь музыку? Это самый модный в пятьдесят втором ритм, на четыре, та-та, та-та, почти как фокстрот, впрочем, новое — это всегда хорошо забытое старое, особенно у людей… А! Вон за той дверью а-ля салун прячется самый прогрессивный в этом столетии бар. Времени у нас достаточно. Ну, что предлагаешь?
Сек дернул плечами и скривился, как пуританин, которому предложили сообразить на троих, а потом поучаствовать в оргии.
— Не знаю.
Мортимус вздохнул. Если бы в Секе было больше от человека… Хотя, признаться честно, и люди бывали такими же скучными. Нельзя не воспользоваться оказией — бог весть куда их занесет в следующий раз, а станция Вега — это почти райское место, комфортное и вместе с тем весьма занятное.
— Если хочешь, загляни в казино — вон, видишь вывеску? Раньше, веке в сорок восьмом, там устраивали по-настоящему рискованные игры, сейчас уже не то, но нервы пощекотать можно. Тебе должно понравиться. А я пойду в бар. Если что, ищи меня там.
Сек раздраженно пошевелил щупальцами, которые едва угадывались под кудрями его голографического прикрытия, а потом медленно кивнул.
— Я попробую.
Он развернулся и исчез в толпе. Мортимус хмыкнул. Голос Сека прозвучал так обреченно и тоскливо, словно он собирался не в казино играть, а как минимум на Голгофу. Совершать очередной угрюмый подвиг во имя эфемерных идеалов. Жаль, что в этом веке прошла мода на быстрые шахматы. Рулетка навылет, взрывной покер — все уже не то. Ну, может, хоть что-то понравится этому чистоплюю.
Шум толпы расслаблял. Разумные существа, которые собрались поразвлечься — это всегда прелюбопытное зрелище. Люди не были исключением, скорее, наоборот, правилом. За ними всегда было интересно наблюдать в подобной среде. Мортимус с трудом протолкнулся к барной стойке и забрался на высокий табурет. В глубине зала вокруг столиков толпился народ, официанты-андроиды торопливо курсировали туда-сюда, прокладывая нелегкий, извилистый путь между нетрезвыми клиентами. Да, колоритное место, ничего не скажешь, и посетители такие же. Взять хотя бы того лысого, как колено, гуманоида, который медленно поглощал из тарелки жареные грибы; кудрявого типа с грязным полотенцем вокруг шеи или смазливого парня в доломане по моде начала девятнадцатого — или середины сорок второго века… Парень, словно почувствовав, что на него смотрят, поднял голову и подмигнул, и Мортимус отвернулся.