Цивилизация была, видимо, высокоразвитой. Может, это обычные индустриальные загрязнения? Сек наклонился, подобрал щепоть песка и растер между пальцами. Песок как песок. Впрочем, без лабораторных тестов все равно невозможно было определить, что здесь случилось. Небо над головой стремительно темнело, солнце давно опустилось за горизонт, но яркая белая звезда, висевшая почти в зените, разгоралась все сильнее, светила неживым холодным светом. Наверняка спутник или соседняя планета — газовый гигант с окраин системы, судя по расположению над горизонтом.
Возвращаться в ТАРДИС нельзя, она может улететь в любую минуту, а Мортимусу надо оставить возможность догнать его. Сек глубоко вздохнул, неожиданно закашлялся от слишком сухого воздуха и пошел вперед, к пирамиде. Она недалеко, заблудиться здесь будет сложно, а любопытство — это одно из ведущих человеческих качеств… и не только человеческих. Сек улыбнулся. Мортимус когда-то говорил ему, что любопытство — самая поощряемая черта у таймлордов. Разум движется вперед благодаря любопытству.
Он шагал по умирающему лесу, слушая тихий хруст листьев под ногами. Этот звук умиротворял, создавая ложное чувство безопасности, хотя, скорее всего, ничего живого в этом лесу и не было. Ничего потенциально опасного. Темнело, ориентироваться становилось все труднее, но свет белой звезды отражался от металлических сегментов пирамиды — и Сек шел дальше. Повернуть назад казалось проигрышем — иррациональное чувство, не имеющее особого смысла, но все же.
Ноги словно налились свинцом, а голова — наоборот, кружилась все сильнее. Сек остановился и схватился за сухую ветку, пытаясь удержать равновесие. Такого с ним еще не случалось — и это не было похоже на лучевую болезнь. В горле саднило, конечно, но больше никаких совпадающих симптомов. Наверное, все-таки стоило вернуться в ТАРДИС. Это интоксикация; вероятнее всего, виновато загрязнение, причем слишком сильное, чтобы даже его продуманный организм смог выдержать долго. Пирамида была так близко — казалось, протяни руку и дотронешься, но… Сек попробовал сделать шаг и едва смог удержать равновесие.
Он вцепился в ветку и зажмурился. Метафора «все внутри похолодело» раньше казалась Секу глупой и преувеличенной, а оказалась по-настоящему живой и точной. Интоксикация от внешней среды не могла наступить так быстро; это что-то внутреннее, разладка систем организма, которые не должны были разлаживаться ни при каких обстоятельствах! Сердце стучало очень быстро, но с каким-то провалами, пульс болезненно отдавался в голове, во рту пересохло, горло болело, словно после стакана кипятка. Надо было возвращаться немедленно! Если получится. Нет, нет, это настоящая паника. Паниковать ни в коем случае нельзя. Сек закусил губу, сосредоточился (голова кружилась слишком сильно), выпустил ветку и сделал шаг.
Потом он увидел женщину.
Рыжая, встрепанная, как земной воробей, но одновременно какая-то ладная и собранная, она стояла среди деревьев и молча смотрела на него. Настоящий, живой человек. Ее лицо ничего не выражало, но глаза были яркими, умными и, пожалуй, недобрыми. Женщина так сильно контрастировала с засохшей растительностью, словно и не принадлежала этому миру. На секунду Сек испугался еще сильнее. С ним никогда не случалось галлюцинаций, но с ним и многого другого не случалось. А вдруг его мозг придумал эту женщину — единственное живое существо на умирающей планете, которое могло бы спасти его? Вдруг это бред воспаленного воображения?
— Почему… я так хорошо… вижу… тебя… в темноте? — спросил он у женщины. Слова получались с трудом, вылетали отрывисто, как когда-то давно, до того, как Сек научился произносить фразы плавно и интонируя, как люди, как социальные разумные виды.
— Твои зрачки… зрачок расширен, — ответила женщина, сильно грассируя, и на ее лице мелькнуло странное выражение — то ли отвращение, то ли радость. — Ты болен и скоро умрешь, это один из симптомов.
— Симптомов чего?
— Болезни, — ответила женщина и смерила его взглядом с головы до ног. — Видишь ли, это Хро Б’Брана, планета Чумной звезды — вон она, в небе, не пропустишь.
Сек поднял голову, но мир вдруг завертелся, как бешеный, вокруг белой сияющей оси, точки, горящей в зените, а потом опрокинулся набок. В спину несильно, но ощутимо толкнулась земля. Болен? Не может быть. Он не мог заболеть, это исключено, исклю…
Женщина, хрустя на каждом шагу листьями, подошла и склонилась над ним. От нее пахло чем-то сладким и животным, совсем не похоже на человека, за плечом сияла звезда, и казалось, что вокруг ее волос светится нимб — почти как на человеческих религиозных изображениях.
— Помоги… мне, — попросил Сек, а потом по телу прокатилась горячая неприятная волна, и он, не в силах контролировать себя, схватил женщину за шею, притянул к себе и поцеловал. Губы ее были холодные как лед, и это было даже приятно, она не ответила, но и не отстранилась. Потом оттолкнула его — легко, но Секу не хватило сил даже просто держать руку поднятой.
— Гормональные всплески, — сказала женщина с живым интересом. — Вторая стадия. А ты хорошо держишься! Хруун от этого умирали за пять минут.
Она подхватила его подмышки и потащила по сухой листве — неожиданно сильно дернув и с гораздо большей легкостью, чем можно было ждать. Звезда, запутавшаяся в мертвых ветках, трепыхнулась и поплыла в сторону. Женщина улыбнулась, и надежда снова перестала казаться зыбкой.
— Посмотрим, что ты такое…
***
Потолок терялся где-то в вышине. Сек резко поднялся: сердце колотилось очень быстро, все стало болезненно четким, ярким и насыщенным, мысли летели с бешеной скоростью. Здесь было холодно, темно и мертво. Светила только лампа-прожектор, освещавшая металлический стол, похожий на операционный, и от этого субъективно слишком яркого света болел глаз. Сек встал на ноги: головокружение почти прошло, но оставалось на краю сознания. Неприятное чувство. Колени дрожали.
— Я ввела тебе стимулятор, это даст еще полчаса, — сказала женщина и, вытащив из пневмошприца ампулу, метко бросила ее в мусорную корзину. — Ну? Рассказывай, как очутился здесь. Ты один?
Отвечать правду будет очень глупо, если сказать, что не один — она, может, испугается и отпустит его? Нет, нет, это еще глупее, надо, чтобы она помогла, а не отпустила. Мысли путались, и вместо ответа Сек просто кивнул.
— Я так и думала, — сухо отозвалась женщина. — Если бы ты мне соврал… Отключи свою дурацкую маскировку! Здесь нельзя использовать биотехнологии, ты не можешь в таком состоянии удерживать нужный образ, а ведь твоя голопроекция рассчитана на это, да? На этой планете никто и ничто не может выжить, разве что ему очень повезет или у него есть нужные ресурсы и знания… — Женщина скривилась почти болезненно, и Сек вдруг понял, что она такая же жертва, как и он сам, застрявшая в одиночестве на мертвой планете, может, потерявшая спутников.
— У меня есть корабль, — сказал Сек. — Я могу тебя забрать. Помоги. Пожалуйста.
Действие стимулятора постепенно сходило на нет куда быстрее, чем должно — возможно, из-за метаболизма или чего-то другого, стоять не было сил, и Сек опустился на пол, сел, скрестив ноги, и отключил голографический модификатор. Женщина вдруг сжала губы и бросила на него жесткий, неприятный взгляд.
— Погоди, я соберу образцы, — сказала она. — Эта планета — настоящая сокровищница мутаций. Нельзя их бросить.
Интересно, а он, по ее мнению, тоже входит в эту сокровищницу? Сек с трудом улыбнулся: наверное, нет. Ведь ясно, что он не с этой планеты, такой же чужак, как и она. Правда, она — человек, а он только наполовину. Как… как ей удалось выжить здесь? Женщина издевательски медленно укладывала пробирки, ампулы и инструменты в крохотный чемоданчик, в котором давно должно было закончиться место. Голова закружилась опять, на этот раз гораздо сильнее, и заболела неприятно, монотонно и неотвратимо. Сек лег на пол и сжался. Может, так перестанет кружиться? Может, пройдет?