Халлер был на нервах. Он болезненно осознавал, сколько зависит от него, правильно считывающего показания детектора. Он водил штангой туда-сюда с бесконечной осторожностью.
— Просто делай правильно, — сказал Даур. — Не перестарайся.
Халлер кивнул своему другу, ослабил воротничок и пошел дальше.
Зловещий ветерок шептал в древних, перекрученных туннелях. Огонек на огнемете Беллока дрожал и прыгал. Местами было так темно, что даже дрожащий свет огнемета отбрасывал их тени на ржавеющие стены.
— Погодите! — внезапно сказал Халлер. Его детектор начал кудахтать. Они остановились на местах, пока он водил штангой. Меррт осторожно зарядил патрон с солевым раствором в свою старую винтовку. Ранее он снова ввел мышечный релаксант в линию челюсти, и она была окоченелой, но вторая доза заставила мускулы в его шее и чуть ниже болеть.
— Там, — сказал Халлер, изучая детектор, пока указывал. — Слева, провода.
— Слева, провода, — повторил Вагнер, смотря в свой прицел и водя пассивным целеуказателем.
— Воу, ты проскочил, — предупредил Халлер. — Там. За той переборкой.
Они навели на нее фонарики. В двадцати метрах, четыре низких ящика для патронов были поставлены в стопку позади переборки. Кабели бежали под палубой к нажимным пластинам прямо перед ними.
— Еще один шаг был бы плохим, — сказал Халлер.
Даур кивнул.
Вагнер водил целеуказателем вокруг.
— Смотрите, там, — сказал он. Поблизости от устройства на уровне лодыжки была проволока, толщиной в волос, протянутая поперек. Если вы, каким-то образом, перешагнули ловушку на давление, вас ждал второй сюрприз. Вагнер поместил целеуказатель обратно на детонатор, вкрученный сверху ящиков.
— Двадцать метров, восемнадцать сантиметров, — сказал он.
Меррт приготовился и зафиксировал прицел на целеуказателе Вагнера. Двадцать метров, восемнадцать сантиметров. Им в лица дул легкий ветерок и вносил в это легкую поправку. Он хотел сглотнуть, но его челюсть и горло были слишком оцепеневшими.
Он прижался, держа винтовку крепко, но не слишком. Все в его жизни после того момента в джунглях Монтакса, все было ради этого момента, этого выстрела. Ему стало плохо.
— Хорошо, — сказал Даур. — Хороший выстрел, Рен.
Меррт заморгал. Дымок струился из его винтовки. Он сделал выстрел. Он был сосредоточен настолько полностью, что даже не заметил этого.
— Великолепный, — сказал Вагнер, проверяя через прицел. — Ты чисто снес детонатор.
Халлер пошел вперед. Триггер плиты палубы был обезврежен. Он убрал проволоку, убрал триггер и распылил инертный гель в устройство. Затем он оставил предупреждение красным мелком.
— Думаешь, сможешь снова это сделать? — спросил Даур Меррта.
Меррт утвердительно показал жестами. Он хотел улюлюкать от удовлетворения, но его челюсть была слишком онемевшей.
— Давайте ускоримся, — сказал Даур.
— Здесь еще одно, — позвал Халлер, водя по перекрестку перед ними.
Меррт вставил свежий патрон.
— Это должно немного помочь против боли, пока мы доставляем тебя в лазарет, — сказал Дорден Нэссе. Она кивнула и попыталась улыбнуться ему, пока он делал ей укол. Ее множественные резаные раны были перевязаны. Кровь уже показывалась сквозь бинты.
— Вас не должно быть здесь, — сказал Харк.
Дорден оторвался от своего пациента и встал, на мгновение зашатавшись. Он посмотрел на комиссара и сделал жест в сторону сцены, которая простиралась вокруг них в боковом ангаре тридцать девять.
— Мертвые и умирающие окружают нас, Виктор, и едва хватает медиков, чтобы справиться. Как еще лучше я должен провести свое время?
— Вы понимаете, что я имею в виду, — сказал Харк.
— Нет, вообще-то, — сказал Дорден. — Мне куда-нибудь тихо уйти и ждать смерти, чтобы я не причинял лишних неудобств, или я могу воспользоваться оставшейся жизнью и навыками, что у меня остались, чтобы помочь полку?
Харк покачал головой. Вокруг них происходила сортировка раненых и полевая хирургия. Лесп сражался за жизнь Раглона. Медики из команды Спайки работали с Маггсом и Вадимом.
— Я сидел в лазарете, Виктор, — сказал Дорден. — Я услышал тревогу. Старые привычки.
— Мы высоко ценим ваши усилия, — сказал Харк.
— Дай ему работать, — сказал Цвейл. — Он меня до усрачки раздражает, когда ему нечего делать.
Аятани наклонился, чтобы прошептать последний обряд Макарофу.
— Когда вы идете внутрь? — спросил Дорден.