Вайлдер поставил кружку, как будто не намеревался прикасаться к маленькому свертку с наркотическими таблетками.
— Откуда они?
— Костин, — сказал Мерин.
— Он что, выращивает их на особом дереве?
— Тебе они нужны или нет?
Мерин поставил локоть на стол, поигрывая вилкой в руке. Он уставился на Вайлдера, жуя.
— Ты знаешь, куда мы направляемся? — спросил он.
— Нет, — ответил Вайлдер.
Мерин вздохнул.
— Да, я предполагал, что если уж мне не сказали, тебе, определенно, тоже.
— И что это означает?
— Это означает, что некоторые люди преуспевают, а некоторые нет, Якуб. Некоторые люди наслаждаются благосклонностью. Ты был прав, в том, что ты сказал Гендлеру, насчет ребенка Гаунта.
— Зачем мне было врать? — спросил Вайлдер.
— Незачем. Гаунт выбрал моего адъютанта, чтобы он бегал за избалованным маленьким ребенком. Пацан не солдат. Недостаточно взрослый. Не похоже, чтобы он сделал выбор в своей жизни. Определенно, никогда не сражался. Его сдует, если Архивраг пукнет. Хотя, у него собственная каюта.
— Его собственная каюта...
Мерин ухмыльнулся.
— Ты можешь в это поверить? Гаунт притворяется, что хочет, чтобы с ним обращались, как со всеми остальными, как с любым обычным гвардейцем, но затем его психованная сучка телохранитель – потому что у каждого обычного гвардейца есть телохранитель, так ведь? Затем его телохранитель говорит, что она не будет делить общее жилище с другими людьми. О, нет. Она настаивает. Ей нужно, чтобы он был за дверью, которую она может защищать.
— Она говорила это Гаунту?
— Конечно, нет, — сказал Мерин. — Она говорит это мне. Видишь, как он делает это? Он заявляет, что нам нужно обращаться с ребенком, как со всеми, затем делает это моей проблемой, так что вонь фаворитизма не прилипает к нему.
— И что ты сделал? — спросил Вайлдер.
— Дал ему маленькую каюту в офицерском блоке рядом с моей.
Вайлдер откинулся назад и отпил из своей кружки.
— Разве это не подрывает желания Гаунта? — спросил он.
— Гаунт пассивно-агрессивный. Он говорит одни вещи, но имеет в виду другие. Ну же, Вайлдер, ты понимаешь, как это происходит. Если бы я придерживался своего и заставил мальчишку спать в общей казарме, я бы, внезапно, обнаружил себя получающим все дерьмовые подробности. Это может стать очередью Роты Е драить сортиры, или быть на острие следующей атаки.
— Значит Гаунт придерживается своего и это выглядит так, как будто это чья-то другая идея, — сказал Вайлдер.
— Ты начинаешь видеть Имперскую правду, — оскалился Мерин.
— Почему ты его так ненавидишь?
Мерин пожал плечами.
— Он убил мой мир. Мою жизнь. Он заслуживает расплаты, раньше или позже. Но это не то, не настолько. Все, что у меня есть, все, что я построил, я сделал это сам. Командование ротой. Звание. Привилегии. Влияние. Я всего достиг сам. Мне никто не помогал. Я не часть его внутреннего круга.
— А кто?
— Колеа. Баскевиль. Макколл. Даже Роун в эти дни, потому что, внезапно, Роун оставил свои яйца на Гереоне. Я не должен Гаунту ничего. Он должен мне все. А он никогда не даст это, поэтому я беру все, что могу.
— Что насчет Гендлера?
— Гендлер такой же, — сказал Мерин, — Гаунт отнял его жизнь. Тебе нужно понять, Диди был богатым человеком на Вергхасте. Из верхнего улья. Благородная кровь. Потерял все в Зойканской Войне, семью, собственность. И какой выбор он сделал? Жить в нищете в Улье Вервун во время долгих лет восстановления после войны и лишений, надеясь, что в один день его законные требования на компенсацию смогут быть услышаны на судебных разбирательствах? Или принять Акт Утешения, где лишенные права собственности могут присоединиться к Гвардии и начать новую жизнь?
— Гендлер сделал свой выбор, — сказал Вайлдер.
— Да, сделал. Он сказал прощай своей старой жизни, своей там семье, которую он покинул, и начал служить Гаунту. А Гаунт его когда-нибудь признавал? Видел его больше, чем в качестве сержанта? Диди навсегда порвал свои родственные связи, а Гаунт? Они протащили его фесова сына через варп, чтобы он был с ним. Он может принести свое прошлое с собой. У него может быть своя жизнь. У него может быть семья. Имперская Гвардия Императора позаботится об этом. Мы пожертвуем собой, чтобы он был тем, кто он есть. Это всегда насчет благосклонности, Якуб, как я и говорил. Это всегда касается благосклонности для тебя и для кого ты знаешь.
Вайлдер обдумал это. Мерин смотрел на его лицо.
— Я знаю, что ты тоже это чувствуешь, Якуб, — сказал Мерин. — Прямо, как мы. Твой брат. Его командование. Его полк. И смотри, как они относятся к тебе. Как к шутке.