Дорден повернулся и посмотрел на Бленнера.
— Даже не пытайтесь это отрицать, — сказал он. — Я могу видеть это в ваших глазах. Это выражение. Я хорошо знаю, когда люди лгут. Это моя работа. Я понимаю, что вы не хотите отобрать у плацебо его эффективность, но так, как вы смотрите на меня сейчас, я могу… доктор?
Дорден упал. Его левый локоть зацепил край медной чаши на маленьких весах и отбросил ее, отправив белые таблетки в воздух, как сечку. Они посыпались на палубу, как градины. Дорден уже сполз рядом со шкафом, выдернув два ящика, и упал набок. Его глаза были стеклянными. Казалось, что он пристально смотрит на что-то позади Бленнера. На что-то в парсеках позади Бленнера.
— Доктор Керт! — заорал Бленнер, так резко вскочив со стула, что тот с грохотом упал.
Вбежала Керт с Колдингом и Леспом. Они собрались вокруг согнутой фигуры Дордена. Бленнер не знал, что делать.
Перед лицом смерти, он был безмолвен.
Голова Керт была наклонена. Ее кожа была бледной, как будто шок высосал всю кровь из нее. Она подстроила внутривенную капельницу.
Бленнер стоял рядом с ее плечом и пристально смотрел вниз на Дордена. Глаза старого человека были закрыты. Пятнадцать минут неистовой активности закончились Дорденом, лежащим на спине на каталке, и Колдингом с Керт, работающим с ним. Бленнер не мог ничего делать, кроме как смотреть. Он был околдован тем, как Керт плачет всю дорогу не делая ни звука и не прерывая свою работу.
— Он был мертв четыре минуты, — сказала она. — Мы перезапустили его сердце.
— Машина поддерживает его жизнь? — спросил Бленнер.
— Нет, — ответила она. — Это, всего лишь, предосторожность. На самом деле, он уже начал поддерживать себя, как только мы вкололи ему лекарства и реанимировали.
— Клинически мертв на четыре минуты, — сказал Бленнер. — Что насчет повреждения мозга?
— Я не знаю.
— Но машина не поддерживает его жизнь?
— Нет, — сказала она. Она повернулась к нему. — Вы, вообще-то.
— Что?
— Если бы вас не было с ним, — сказала она, — мы могли бы и не узнать, что он упал. Не за минуты. Могло быть слишком поздно вернуть его. Нам повезло, что вы были там, клянча у него еще этих чертовых таблеток.
— Значит, ура мне, — сказал Бленнер. Он сделал паузу. Он чувствовал, что она может видеть ту же самую даль, на которую смотрел Дорден, когда упал. — Если честно, я думаю, что они – плацебо.
— Естественно они плацебо, — сказала Керт. — Вы идиот?
— Полегче.
— Он же не будет прописывать то, что вы жрете, как цукаты, так ведь?
Она установилась и успокоила себя.
— Простите. Я только что испортила их эффект и всю его тяжелую работу.
— Тогда, мне нужно прекратить принимать их.
Она посмотрела ему в глаза.
— Может быть, я лгу, — сказала она.
— Вы можете. С вами, Доктор Керт, намного сложнее сказать. Может быть, конечно, вы просто притворяетесь, потому что проболтались.
— Вы никогда не узнаете.
— Давайте прекратим беспокоиться обо мне, — сказал он, так живо, как только смог изобразить. — Что насчет вас? Вам нужен перерыв? Это очень трудно. Могу я предложить вам плечо, что поплакать? Теплое объятие?
— Вы никогда не прекратите, так ведь? — спросила Керт. — Настанет день, и я просто позволю вам делать, что хотите, просто чтобы заткнуть вас.
— Я—я не знаю, что сказать...
— Слава Трону.
Он пошел к двери.
— Я думаю, Гаунт должен знать.
— Нет, — сказала она.
— Может быть не раньше, но сейчас он должен знать. Он бы хотел знать. Слушайте, я сейчас пойду и расскажу ему, что произошло, если позволите.
— Я это сделаю, — сказала Керт.
Элоди была одна в жилище Даура, когда в люк постучала Комиссар Фейзкиель.
— Капитана здесь нет, — сказала Элоди. — Он тренируется в трюме.
— Это вас я хотела увидеть, — сказала Фейзкиель.
— Меня?
Фейзкиель вошла, сняла фуражку, и закрыла люк.
— Есть маленькая проблема, Мамзель Дютана. Я уверена, что ничего страшного, поэтому я хотела посмотреть, можно ли это уладить без шумихи.
— И какая? — спросила Элоди. Она расслабила руку, все еще на перевязи. Ее голова снова начинала болеть.
Комиссар вытащила пару листков бумаги из кармана плаща и развернула их.
— Мы производили уборку после инцидента со стрелком. Кстати, мои комплементы, за спасение бедного ребенка.
Элоди кивнула.
— Транспортная палуба была беспорядком. Мебель сломана и перевернута, вещи валяются, — сказала Фейзкиель. — Мы нашли эти бумаги под койкой. Они упали и залетели под нее. Простите меня, я прочла их, чтобы выяснить, кому их нужно вернуть. Они принадлежат вам. Вы подписали их здесь, и здесь.