Сейчас же, будучи ошибочно уверенным в авторстве последних двух вопросов, я невольно посмотрел на крысу. Дуня засекла мой взгляд моментально и начала застенчиво теребить кофточку на том месте, где у женщин находятся груди. Грудей у крысы, судя по отсутствию округлого рельефа на кофточке, не наблюдалось — она была плоская, как доска. Интеллигентная и начитанная Евдокия больше всех нравилась мне среди сидящей на полке троицы. К тому же, хоть и крыса, но женского пола, может быть даже крысиная мать-героиня, хотя я не различаю крыс по возрасту. Впрочем, повадками Дуня напоминала скорее девицу на выданье, если бы не ее лишенное практического смысла желание при случае отдаться мне, да полные ревности упреки Варфаламею из-за танца с одноглазой гейшей. Случись чудо и превратись крыса в женщину, а не в заурядного кучера из Золушки, определенно можно сказать, что Дуня вполне бы могла составить компанию какому-нибудь современному писателю интеллектуалу. Они обожают малые формы, что в литературе, что в жизни. Героини их романов все сплошь миниатюрны, стройны, обязательно с маленькой грудью и узкими ажурными трусиками на такой же крохотной пятой точке, срываемых с нее в порыве страсти одним махом. Побожусь — так и написано в трех книгах разных авторов, что мне довелось прочитать в последнее время. Женщины в них стройны, ослепительно красивы, коварны и богаты.
Я же человек от сохи, точнее из московской подворотни, мне подай женщину в теле, чтобы в темноте, в профиле раздевающейся спутницы на фоне окна безошибочно различать, где фас, а где извиняюсь, анфас. Это как в географии — мало кого прельщают равнины и степи. Даже песни про степь все сплошь — заунывнее некуда. Такие песни стоит петь, когда кончилось бухло — от безысходности и укутанного сизым туманом неопределенного будущего. Зато горы, стоящие торчком на пузе Земли приводят путешественников в неописуемый восторг. Холмы и ущелья, подъемы и впадины значительно эротичнее асфальта на ровной дороге, уложенного с косметической безупречностью.
Но вернемся к вопросу, заданному Дуней, вопросу фундаментальному, лежащему в основе взаимоотношений полов, я бы даже сказал, в основании бесконечной пирамиды мировой литературы, пиком которой на данном этапе развития человечества является недостижимая вечная любовь.
Я не стал изображать циника с многозначительной усмешкой на устах, а сразу поставил крест в квадратике со словом «Да». Я безусловно верил в любовь — влюблялся в своей жизни несчетное количество раз, что холостым, что будучи уже женатым. Сегодня же, находясь на очередном витке жизненного пути, вслед за которым вот-вот перейду в разряд «безопасных кавалеров», я не видел никакого смысла ломать комедию, представляясь тем, кем не был на самом деле. Чем дольше живешь, тем отношение к любви переходит в фазу спокойного созерцания, а взгляд на женщину приобретает чисто утилитарный характер — будет ли та шикарная брюнетка, что так сексуально вскидывает руку, пытаясь поймать такси, подтирать тебе сопли, обливаясь слезами нежности, когда ты окончательно сбрендишь на старости лет, впав в детство. Скажу больше, последний мой отчаянный бросок в любовный омут, попытка взъерошить на себе остатки былой привлекательности потерпела полное фиаско. Три недели обременительного секса с изголодавшейся «молодкой» плотно за сорок (а на других я не мог рассчитывать с такой выпиской из банка) привели меня к печальному, но вполне закономерному выводу — овчина выделки не стоит. Дело совсем не в деньгах, как вы понимаете. Потратился я не сильно, хотя впервые обратил внимание на некоторое внутреннее жлобство при расставании с дензнаками. Да и что за расходы, чтобы о них сожалеть? Пару подарков интимного характера, обязательный антураж — цветы, выпивка, шоколад, фрукты, а квартиру для любовных утех мне и вовсе предоставили даром по случаю.
Просто очень быстро и горестно обнаружил, что едва начавшийся адюльтер требует от меня таких усилий в вынужденной конспирации, на которую я уже не был способен. Никакие прелестные изгибы женского тела не могли компенсировать то нервное состояние, связанное с обманом жены, что овладело мной. Страхи мои, конечно же, были гипертрофированы, но я ничего не мог с собой поделать, а вздрагивать от каждого телефонного звонка — не самая лучшая перспектива в жизни. Но и страхи были не основным препятствием. К ним в виде бонуса добавились еще и хлопоты по подготовке к встрече — покупка вина и фруктов, необходимого барахла в виде постельного белья, банных полотенец, заметание следов грехопадения (квартира все-таки чужая). Такие дополнительные нагрузки меня странным образом раздражали, угнетали обязательностью исполнения. При этом я просто-таки должен был соответствовать статусу любовника, как штык, вынутый из ножен — всегда отполирован и готов к бою. Тут вам не дома, где не только поймут случайную осечку, но и пожалеют, если что. И все это ради получаса сомнительного удовольствия в чистом виде. Вот если бы, как мои непрошеные гости на принтере, женщина вылезала бы из стены над принтером, желательно сразу голая и готовая на все, еще лучше голая, готовая на все и глухонемая, которая сделав свое дело, исчезала бы, возможно, такая необременительная связь могла просуществовать достаточно долго.
В общем, лень сгубила любовь на корню. С другой стороны, будь я моложе или профессионалом по женской части, то в итоге обязательно выработал бы подходящую стратегию поведения. Жизнь бы заставила. Но я изменял жене нерегулярно, от случая к случаю, обычно не имея на то преступного умысла, а просто идя на поводу у обстоятельств, связанных в основном с шумной компанией и выпивкой. По большей части именно женщины первыми проявляли инициативу, чувствуя мою слабохарактерность в этом вопросе — брали меня за рога и ставили в стойло любви. Понимая раздражение женщин, читающих эти наглые рассуждения об измене, в свое оправдание могу лишь добавить, что это мужской, шовинистический взгляд на положение дел. К тому же эйфория, сопутствующая употреблению горячительных напитков, несколько реабилитирует меня, по крайней мере, в собственных глазах. Да и что такое глупый поступок выпившего человека по сравнению с всеобщим мировым злом? У нас депутаты в Думе принимают большинство законов, если не по пьянке, то уж точно с большого бодуна. И ничего, со стыда не померли.
Расстались мы с полюбовницей спокойно, без скандала и выяснения отношений, можно сказать «чинно», как и подобает людям в нашем возрасте. Я без сожаления удалил ее номер телефона из списка, уверен, что она сделала то же самое, с похожими ощущениями.
Ответив положительно на вопрос о любви, я задумался насчет любимого цветка. Дело в том, что к цветам я отношусь если не с отвращением, то уж во всяком случае, безразлично. Цветы мне всегда напоминают о смерти. Дурь, конечно, но каждый раз глядя на благоухающую розу, я понимаю — пройдет всего несколько дней, и она превратится в отвратительный пучок пожухлых лепестков, мармеладный блеск которых сменился ржавчиной природы. Цветы — непременные спутники главных событий в нашей суетной жизни — они всегда присутствуют на похоронах, свадьбах и днях рождения. На всех трех вышеперечисленных мероприятиях я грущу, точнее, не нахожу повода для веселья.
Ну, похороны, понятно, какая уж тут веселуха. На свадьбах я пытаюсь поскорее напиться, не в дребадан, но до состояния, когда все противоречия с окружающим миром сглаживаются до такой степени, что скажи сосед, сидящий по левую руку, гадость про мою жену, сидящую справа за столом, то я даже в драку не полезу, а понимающе улыбнусь. На похоронах и свадьбах главенствует его величество железобетонный ритуал, а я по природе своей ненавижу правила, законы, положения, уложения, уставы и прочую муть, придуманную людьми, чтобы упорядочить среду обитания. Меня всегда поражала тяга человеков, пусть не всех, но все же значительного количества, разложить по отдельным полочкам то, что еще так недавно валялось скопом, поражающим воображение хаотичной безупречностью.
Нет, я не революционер, как некто мог бы подумать — я люблю и уважаю Конституцию своей страны, если кто интересуется, так и запишите, но свод правил из нее вытекающих, исполняю исключительно из-под палки. Соглашаясь в целом, я вхожу в противоречие в частностях. Если я вынужденно подчиняюсь некоторым законам и еще не убил нескольких человек, то это означает лишь следующее: а) я боюсь ответной реакции государства — мне не хочется провести остаток жизни взаперти, потому что за этих сволочей мне наверняка дадут пожизненно, б) не исключено, что есть группа, скажем так, товарищей, желающая видеть меня в гробу в белых тапочках и не по причине естественной убыли, а непременно сегодня и желательно до обеда.