— Позавчера, сказали днем. Мне, кстати следователь звонил, молодой, судя по голосу. Предложил встретиться.
— Странно, обычно они не церемонятся, пришлют повестку, и думай, зачем.
— Много ты знаешь, — усмехнулась Танька так, что я сразу понял дремучую неосведомленность в действиях следственных органов.
Иногда я действительно чувствовал себя пацаном рядом с ней, да что там скрывать и рядом с Натальей. Две главные женщины моей жизни были на порядок умнее меня, не говоря уже о прочих пустяках, таких как интуиция и умение смотреть чуть дальше своего носа. Если честно, я не возражал бы, чтобы на планете наступил апофеоз матриархата, втайне надеясь, что у женщин хватит соображения оставить в живых не только красивых и умных, на развод, так сказать, но и вечных неудачников, хотя бы в качестве клоунов.
— А почему тебя?
— Не знаю, спроси чего полегче. Я его сестре рассказала, что Мишка заезжал ко мне на прошлой неделе. Может я последняя, кто его видел живым, — Танька помолчала и добавила, — и ты жди повестки.
Мое существование после мирового кризиса находилось так глубоко на периферии реальной жизни, что я даже сразу и не понял.
— А я-то тут причем? Мы с ним виделись последний раз в тот день, когда он деньги спер.
— Не говори ерунды, — разозлилась Танька и перешла в атаку, — как в детском саду, ей Богу. Не ты ли на всех перекрестках орал благим матом, что Мишку убить мало.
— Это же фигура речи такая.
— Вот про фигуру и расскажешь следователю.
Пробыл я у Таньки недолго, вернулся без приключений засветло, а вот что было дальше, как отрезало.
Поколебавшись, вдруг не пойдет, я плеснул немного водки на донышко, рассчитывая найти потерянное время, раздвинуть шторы сознания, с прискорбием понимая, что только в беспамятстве счастье.
Любое утро после загула сродни небольшому апокалипсису, масштабы и последствия которого пока еще не приняли стройные очертания, блуждают вороватым псом в кустах, боязливо выглядывают, страшась выйти наружу, пока раздосадованный хозяин не громыхнет палкой по штакетнику, не крикет на всю округу — выходи, кто еще живой.
И полезли, как в книгах Стивена Кинга изо всех щелей зловещие мертвецы, пихаясь локтями — отвратительные, один краше другого. Здесь самое главное не испугаться, не броситься бежать, не дать слабину, показав растерянность, оглядываясь с мольбой о помощи, а принять паскудство как должное, как непременный атрибут сегодняшней жизни. Пригласить за стол, да плеснуть, если что осталось. Не дай Бог, начать выяснять, кто чего купил, принес с собой и сколько выпил накануне. В этом смысле, чем меньше людей или нелюдей, тем лучше. Умение же пить в одиночку дается не каждому, имеет свои плюсы и минусы. Безусловно, положительным является тот факт, что ни с кем не надо делиться, не приходиться зорко и ревниво следить, сколько каждый себе налил и не выкроил ли себе лишнего. Помню пил я как-то в младые годы с двумя слепыми, жизнь столкнула нас лицом к лицу промозглым похмельным утром возле магазина. Одиннадцати еще не было, винный отдел закрыт, но законная преграда не казалась непреодолимой — толстая продавщица Марина жила в моем подъезде. Как все любители выпить, находящиеся в аховой ситуации, мы поняли друг друга с полуслова, осознав единство, скинулись, сообразив на троих, и я нырнул в подсобку.
Вместе с добычей мы отошли к ближайшим кустам, нашли на ветке дежурный стакан, мне, как зрячему, доверили роль виночерпия. Я взял бутылку и уже было собрался разлить водку согласно собственному представлению о справедливости, как один из слепцов, что постарше, нашарил рукой край стакана, положил палец на кромку, согнув две фаланги так, что ноготь смотрел в дно и скомандовал — банкуй. Я стал лить, как только водка достигла края пальца, слепой сказал — стоп. И что вы думаете, три раза жидкость наполняла стакан ровно по палец незрячего и в итоге, на дне бутылки не осталось ни капельки. Желание обмануть ближнего натолкнулось на природную сообразительность слепого и лишило меня угрызений совести в будущем.
Отрицательный момент пития в одно лицо — не с кем покалякать на животрепещущую тему, но тут все зависит от человека. Одиночество присуще цельным натурам, что живут по формуле «Лучший собеседник — это я сам».
Мне же приходилось пить в одиночку, беседуя только с котом, от безысходности — однажды споткнувшись, я выпал из обоймы, в то время как остальные побежали дальше, обиделся не на себя, не на собственную неповоротливость, а на весь белый свет и продолжал культивировать обиду, расчесывая болячку, чтобы не дай Бог, не засохла.
Точно такая же обида захлестнула меня накануне. Веселые человечки, по крайней мере, черт, знали о Мишкиной смерти если не загодя, то уже вчера наверняка, но даже пальцем не пошевелили, чтобы поставить в известность, чтобы я не смотрелся бараном, глядевшим на Таньку, как на новые ворота. Ладно, пес с ними, с воротами, с умершим Мишкой, но я-то еще живой, как можно так поступать с живым еще человеком. Внутренний голос возразил — с каких сладких коврижек ты пришел к такому бесподобному выводу? Никто никому ничего не должен, тебя друг предал, а ты предъявляешь претензии нечистой силе, принявшей обличье забавных животных. С ними надо держать ухо востро. Обрати внимание, как они вчера показали зубы на набережной, не испытав даже подобия жалости к милицейскому капитану. А ты, можно сказать, ходячий покойник, шаришь одной ногой на том свете, примеряя белый тапочек, тебе сказали — помрешь через четырнадцать дней, вот и не суетись, дашь дуба, как и обещано. Я вспомнил, что вчера разбил принтер, стучал кулаком в стену и орал: «Выходите, суки драные!». Вспомнил, как заходил сосед, встревоженный стуком, и я плакался ему вместо жилетки в клетчатую байковую рубашку. Афанасий Егорович, пригубив, не остался в долгу и принес бутылку рижского бальзама, но скоро исчез, увидев, что я стал заговариваться, бросая упреки серой крысе и лиловому черту.
Я налил еще маленько, теперь уже, чтобы остановить вакханалию воспоминаний. Общая картина была ясна, как лик Сталина для коммунистов, детали не имели значения и могли лишь окончательно испортить настроение и без того паршивое.
Все-таки как глупо я выглядел в глазах Таньки, если она даже не захотела обсуждать со мной попытку ступить на писательскую стезю, оборвав на полуслове. И я, размазня на пятидесятилетнем рубеже купился на замануху черта, когда он предложил изменить расклад жизни. Какой из меня писатель? Что я могу предложить миру, чего он еще не знает, кроме списка упущенных возможностей, горы нереализованных идей.
Историю жизни человека, мечтавшего покорить вселенную, что с годами ограничил полет фантазии пределами земного шара, затем сузил до занесенной снегом улицы родного города, до небольшой квартиры в кирпичном доме и в итоге все желания свел к покупке новой сковородки для блинов?
Веселенькое будет чтиво. Людям нужна надежда, канат сброшенный с небес, чтобы если не взобраться, то хотя взглянуть наверх, задрав головы, замереть от увиденного, а ты им предлагаешь копаться в зловонной жиже собственных рефлексий?
Увлеченный сеансом самобичевания, я не заметил, как они появились, из какой стены выползли, услышал только противный хруст пакета с чипсами и, подняв глаза, нашел опостылевших зверушек сидящими на другом конце стола.
— Гутен морген, мон ами, — черт улыбался во всю рожу и я не разглядел на ней даже тени смущения.
Дунька разливала клюквенный ликер по небольшим граненым стопкам, гриф с вожделением потирал крыльями, предвкушая, Варфаламей, ласково посматривая в мою сторону, увлеченно вминал лиловым пальцем золотистую шпроту в кусок хлеба. Они напоминали маленькое войско, заплутавшее в степи во время бурана и теперь, забредя на огонек с морозца, оголодавшие за время пути непрошеные гости радостно набросились на приготовленную снедь, не обращая внимания на застывшего в ужасе хозяина. Сейчас нажрутся, отдохнут с дорожки, прогреют пятки у огня, дадут в морду владельцу очага и пойдут в дальнюю комнату насиловать скопом хозяйку. Подобная беспардонность свойственна только счастливым людям, что руководствуются здоровыми инстинктами, всегда рисуя между двумя точками прямую, в то время как ты, Никитин, вяжешь петли, выписываешь узоры там, где им нет места, наряжаешь елку на пасху, а в Новый Год печешь куличи. Посмотри на них и живи просто.