— Это не я, это черт.
— Опять двадцать пять. Я не я, детский сад, старик.
— Ну хорошо, — пошел я ва-банк, — мне не веришь, у Василики спроси. Она его тоже видела.
Сапог посмотрел на учительницу, та перестав жевать, сперва глянула искоса в мою сторону, а потом утвердительно кивнула головой. Теперь уже настала очередь Петруччо — он попеременно переводил взгляд с меня на Василику и обратно, как бы прикидывая, кто из нас больше рехнулся.
— Был черт, врать не буду, — развеяла последние сомнения Вася, — Симпатичный. Если мне не верите, у Чертопраховых спросите, он им заплатил сто тысяч.
— Вас ист даст Чертопраховы? — Петька все еще находился в недоуменном состоянии, — И за что им сто тысяч?
Я решил не встревать, пусть говорит Василика, ее словам доверия больше, как-никак постороннее, незаинтересованное лицо, да и в запое она в последние полгода не замечена.
— Соавторы, брат и сестра, я вам докладывала. Черт дал им аванс за книгу.
— О, у меня еще один конкурент появился, — засмеялся Петька, но глазах мелькнула настороженность, — у него что, издательство? Рога и копыта?
— Варфаламей и Евдокия, unlimited, — раздался голос Дуньки откуда-то из сверху, — Загробное общество с неограниченной ответственностью по обязательствам.
— За базар отвечаем, — уточнил другой невидимка и я узнал по безаппеляционному тону грифа, потому что голоса обоих звучали гулко, как из колодца.
Запахло ванилью, именно с таким привкусом курил сигариллы черт. Я потянул носом и стал вертеть головой по сторонам. В углу под потолком висел кондиционер, пришлось подойти ближе, привстать на цыпочки, втягивая ноздрями воздух, чтобы определить источник запаха. Моя догадка тут же подтвердилась.
— Никитин, не дыши на нас перегаром, тут и так воздуха не хватает, — послышался Дунькин голос.
Затем звякнула посуда, что-то забулькало, заиграло радио, неизвестная певица пропела: «Созрели дыни в саду у тети Дуни», послышался свист, щелчки, будто кто-то крутил ручку настройки, ловя волну, наконец все стихло.
— Концерт по заявкам окончен, — я вернулся обратно за стол.
— Что это было? — пробормотал Петька совсем не испуганно, а с восхищением.
— Показательные выступления, — спокойно ответила Василика, — это они так развлекаются.
— Кто, черт?
— Крыса и гриф. Черта с ними не было.
— Черт был, — возразил я Василисе, — ты разве не почувствовала, как пахло ванилью.
— От черта вроде бы серой несет, — удивился еще больше Петька.
— Так то в преданиях, а наш черт симпатичный, как сказала Василика, я бы добавил — обаятельный, хотя и болтун.
— Точно — подтвердила женщина обиженно, — гарнитур мне бирюзовый обещал, и где он?
Не успела она закончить фразу, как на столе появилась продолговатая коробочка, обтянутая малиновым бархатом с золотым тиснением. Василика открыла футляр и взвизгнула радостно — внутри лежали колье, серьги и кольцо. Схватив украшения, она побежала в спальню примерять обнову перед зеркалом.
— Ну и дела, — Петька присвистнул, — Старик, рассказывай, иначе я умру от любопытства.
Для убедительности он дернул меня за рукав. Что мне оставалось делать? В конце концов, не только я увеличивал круг посвященных, на моей совести лишь генерал. Зверушки сами к конспирации относились спустя рукава, особо не заморачиваясь — являя лик или обозначая присутствие исходя из собственной прихоти. Раз они сейчас выпендривались перед Петруччо, то и с меня взятки гладки. Да и потом, от него все равно не отвертишься, душу вынет и не поморщится.
Мне не хотелось терять время почем зря, поэтому я принялся излагать историю моих взаимоотношений с нечистой силой вкратце, но Петька стал задавать вопросы, уточнять детали и мой рассказ опять затянулся на несколько часов. Нам никто не мешал, обстановка располагала, лишь один раз вклинилась Василика — выйдя из спальни, она вдруг попросила аванс за текущий месяц и, получив его, скрылась в темноте коридора.
— Изумительно, — воскликнул Петька, когда я закончил утомительное повествование, — Старичок, ты даже не представляешь, как меня обрадовал.
— Да чем?
— Ну как, раз существует нечистая сила, в чем у меня уже нет сомнений, значит, Бог есть и это не сказки.
— Не разделяю твоего оптимизма — наличие зла не подразумевает обязательное присутствия добра.
— А-ха-ха, — загрохотал Петруччо, ну конечно же — «Предсказатель плохой погоды». В этом ты весь. Логики нет, обязательно должен быть противовес. Чему тебя в институте учили? Борьба и единство противоположностей — преступление и наказание, день и ночь, свет и тьма, добро и зло.
— Логики вообще нет, — я вспомнил Варфаламея, — ты забыл одну мелочь, все построения верны, если нет вмешательства третьей силы.
— Это кто же, не подскажешь?
— Бестиарий и есть третья сила, потому что они ни добро, и ни зло, а не пойми что — казус, иррациональный случай, исключение из всех правил одновременно, поэтому их существование не подтверждает ровным счетом ни-че-го.
— Старичок, не занудствуй. Давай не заползать в дебри.
— Ты первый начал.
— Ладно, каюсь, — охотно согласился Петька, — Слушай, познакомь меня с Варфаламеем.
— И ты туда же! Впору уже секретарем-референтом к черту устроиться и принимать в порядке очереди. Медом он что ли намазан? Не боязно?
— Чем черт не шутит, — скаламбурил Сапог, — уж больно хочется с ним за жизнь покалякать. Заодно может он мне одного кекса поможет схарчить, — увидев мое выражение лица, Петька замахал руками — Никакого криминала. Я на его бизнес давно облизываюсь, да старый пень упирается, цена его не устраивает. Глядишь, Варфаламей посодействует его уговорить. Кстати, зря ты от писательства отказался. Конечно, за восемнадцать дней роман не накатать, но небольшую повесть вполне.
Наш продуктивный диалог прервала хлопнувшая дверь, из коридора донеслись странные звуки похожие на перешептывание, послышалось шуршание, затем на свет, соблазнительно виляя бедрами, профессионально ставя шаг на высоком каблуке, вышла умопомрачительная красотка лет тридцати. Рыжее каре на голове, черное приталенное платье, зауженное к низу — она остановилась, элегантно кинув обнаженную руку на бедро и крутанулась на каблуках.
— Вася! — заорал Петька, выводя меня из оцепенения, — Ты своего работодателя по миру пустить хочешь?
— Почему? — игриво спросила Василика, это, конечно же, была она, преображенная до неузнаваемости, немудрено не узнать, если только по украшениям — бирюзовое колье в платиновом обрамлении прекрасно оттенялось черным цветом.
— Такой гарной дивчине сразу хочется удвоить, нет, даже утроить зарплату, иначе я буду чувствовать себя эксплуататором. Проходи, дай полюбоваться тобой вблизи.
Василика засмеялась, но не сдвинулась с места, обернувшись во тьму коридора, она будто подавала кому-то знак. Послышались шаги, из-за спины рыжей красавицы с районе талии выглянула голова «Плотной Лизы», Елизаветы Петровны Чертопраховой, собственной персоной. Вася, продолжая смеяться, развела руками с вывертом, как в русской плясовой, дескать, прошу любить и жаловать. Плотная Лиза тоже улыбалась, но было видно — делала она это через силу, с напрягом, потому что в глазах застыла беда. Выскочив из-за спины Василики, Чертопрахова направилась прямиком ко мне, прижимая руки к необъятной груди.
— Петр Николаевич, миленький, богом молю, выручайте, случилось непоправимое. Что угодно просите, все выполню, голой пройду по Красной площади, только помогите.
— Ваше явление голой на главной площади страны произвело бы несомненный фурор, — мне не хотелось обижать ее правдой, — только причем здесь я? Вы обратились не по адресу, вот Петр Николаевич, напротив меня сидит, по другую сторону стола.
Чертопрахова резко затормозила и уставилась на Петьку, Петруччо же наблюдал за разворачивающимся действием с нескрываемым интересом.
— Ах, ну да, я все перепутала, в голове такая каша второй день. Вы — Никитин. Но именно вы-то мне и нужны, богом молю, — еще секунда, и Чертопрахова кинулась бы мне в ноги, если бы не проворность Петьки, который выскочил из-за стола и успел подхватить вконец упавшую духом женщину. Она находилась буквально на грани нервного срыва.