Я бывал у Петьки на работе пару раз — в середине девяностых он выкупил небольшое трехэтажное здание, на первом этаже расположил издательство, два других сдавал в аренду, прорубив отдельный вход. На лакомую собственность несколько раз покушались, но Петруччо отбил все рейдерские атаки, что со стороны бандитов, что со стороны государства. Рассказывая о каждой новой попытке захвата, Петька заливался хохотом, как дитя.
— Чистый дикий Запад! Вестерн! Только вместо лошадей черные джипы, капот к капоту в узеньком переулке. Местные наверняка думали, глядя из окон, что кино снимают, продолжение Бандитского Петербурга.
Я никогда не интересовался, насколько крупный у него бизнес и какую долю занимает на рынке, предполагаю, что не последнюю. Когда в свое время издатели включились в гонку за «Бентли», соревнуясь, кто первый купит чудо западного автопрома, Петька несколько дней провел в метаниях — не вклиниться ли ему в ряды участников забега, но вовремя одумался. Пустячок, многое объясняющий.
На входе нас встретили два грозных охранника, вылитые американские морпехи, но, узнав шофера, без звука пропустили дальше. Водитель Костя провел меня закоулками по разветвленному коридору, пока не уперся в нужную дверь, кивнул «вам сюда». Я толкнул одну из двух полированных створок, оказавшись в предбаннике, окинул взглядом секретаршу и вдруг увидел сидящую на стуле зареванную Василику. Все в ее облике говорило о великой спешке, заставившей примчалась в приемную Петруччо, уж на что я небрежен в одежде и то удивился тому расхристанному состоянию, в котором она пребывала. Василика поднялась и бросилась мне навстречу.
— Никитин, Василий Иванович, — она забыла, что я не терплю обращение по имени, подтверждая крайнюю степень растерянности. — Что же такое происходит? Сегодня просыпаюсь утром, а посреди комнаты стоит лошадь, точнее конь, уже оседланный, и жалобно смотрит мне в глаза.
Я сразу ей поверил и, несмотря на весь драматизм положения, чуть было не рассмеялся.
— Ну ты же сама просила вчера у черта серебристый мерседес, вот тебе и предоставили транспортное средство. Окрас какой?
— У кого? — не поняла Василика.
— У мерина.
— Серый в яблоках.
— Считай серебристый.
— Да что делать-то, ума не приложу? — заплаканная женщина не впечатлилась моим спокойствием.
— Вызови милицию.
— Вызывала. Приехали, поржали, уехали. Говорят — обращайтесь в общество защиты животных.
— Ну, возьми под уздцы, да сведи его по лестнице вниз, на природу.
— Да какой там, сведи, я к нему подойти боюсь. Он еле на ногах стоит, ребра наружу, шатается от старости, будто ему лет шестьсот, — запричитала Василика.
— Все сходится, ты же хотела с шестисотым движком. Варфаламей держит слово, понимает превратно, исполняет буквально.
В это время открылась дверь и из кабинета выглянула голова Петруччо.
— Старичок, заходи. Вася, садись в мою машину и дуй с Костей домой. Я ему обрисовал ситуевину, он на месте разберется, что с твоим Буцефалом делать. Да не реви ты, мать честная. Подумаешь, лошадь в квартире, хорошо хоть не слон.
Петруччо посторонился пропуская меня, я зашел в его рабочий кабинет, больше напоминавший комнату в старинном замке — все было отделано натуральным деревом, с уклоном в аристократизм. Пройдя мимо длинного стеллажа с книгами, я сел в кресло рядом с массивным дубовым столом с резным орнаментом. В общем кабинет производил впечатление, будь я здесь в первый раз, наверняка бы потерялся.
— Выпьешь что-нибудь? — спросил Петька и это тоже выходило за привычные рамки — питие с утра он всегда ставил мне в упрек. Я одобрительно кивнул. Петька подошел к столу и кинул мне лист бумаги. — Полюбуйся. А я пока сооружу натюрморт на две персоны.
На листке черным фломастером были начертаны две коротких фразы: «Ты хотел знать, когда умрешь? Сегодня в полночь». Ни подписи. Ни даты. А главное — совсем не смешно.
— Может быть это чей-то розыгрыш? — как можно беспечнее спросил я.
— Не мели ерунды. Об этом знали трое — ты, Вася и черт. Ты шутил?
— Упаси боже!
— Значит тебя вычитаем. Василике не до меня, ей Мерседес сеном кормить пора. Кто в сухом остатке? — Петька достал бутылку коньяка, плеснул по стаканам, швырнул на стол коробку шоколадных конфет. Выпил. Вопрос повис в воздухе. — Сегодня утром прихожу в кабинет, на столе лежит конверт без адреса. Вскрываю, там этот лист…
Его речь прервала открывшаяся дверь, в кабинет вошла сухонькая женщина предпенсионного возраста с разноцветными папками в руках.
— Петр Николаевич, они требуют документы за…
— Полина Ермолаевна, — как можно мягче перебил ее Петька, еле сдерживаясь, — представьте, что я умер. Что бы вы делали?
— Ну, я бы…
— Вот и считайте, что меня нет. Скоропостижно скончался во цвете лет. Все, — дверь закрылась, мы остались одни. — Налоговая проверка некстати с утра нагрянула. Все на ушах стоят, — он потер грудь в районе сердца и сел за стол. — У меня итак голова кругом, а тут еще это письмо. Да ладно бы только оно, через полчаса позвонили по телефону, и мерзкий голос поинтересовался — на какой час назначен банкет.
И вновь Петруччо прервали, на этот раз телефонным звонком. Он снял трубку с массивного под старину аппарата и пробурчал раздраженно «Да». Больше он не проронил ни звука, лицо его побледнело, он слушал в течение минуты, затем аккуратно положил эбонитовую трубку. Мы молча смотрели друг на друга, наконец я не выдержал.
— Что?
— Диспетчер из фирмы «Скай Кон». Кто-то зашел к ним на сайт и от моего имени оставил заявку на прыжок с парашютом. Сегодня на одиннадцать вечера, — он застыл, думая о своем.
— И все?
— Нет. Она извинилась, полеты только по выходным и днем. Сегодня никак. Предложила дату на выбор. Спросила, съемку заказывать будете? — он нажал кнопку вызова, обращаясь к секретарше. — Анечка, посмотрите, что за фирма с названием «Скай Кон». Не Ком, а Кон. Не знаю, раздельно или слитно. Что-то связанное с парашютным спортом.
— Ты что, серьезно прыгать надумал? — спросил я Петруччо.
— Нет.
— Тогда зачем тебе выяснять насчет фирмы? — я пожал плечами. — Только человека зря напрягаешь. Если мы пришли к единому знаменателю, что происходящее сегодня — проделки черта, то какая разница, как фирма называется и есть ли она в природе. Хотя название красивое, с намеком.
— На что? Ну-ка просвети.
— «Скай» по англицки «небеса», а кон это кон. Жизнь поставлена на кон, да не на простой, а на небесный. Если согласиться с таким грубым допущением, то можно протянуть ниточку к Василике.
— Валяй старичок, тяни, — Петруччо махнул рукой.
— Предположим, что из названия выпал мягкий знак, тогда небесный кон, легко трансформируется в Небесного Коня. Седовласый мерин к Василике не в открытую форточку ночью залетел, тогда бы это был Пегас с крыльями, и не в дверь копытом постучал, а свалился, фигурально выражаясь, с небес. Чистопородный небесный жеребец.
— Толсто. Старик, ну что ты дурака валяешь? Лучше скажи — шутит твой черт или не шутит?
— Понятия не имею, — мне хотелось ввернуть про вчерашнее, мол, сам напросился, но подумал, что выглядеть будет чересчур жестоко. — Проверить это можно только эмпирическим путем, на основе эксперимента.
— Это как? — Петька явно заинтересовался.
— Очень просто. Дождаться двенадцати часов ночи.
Петька поежился, разлил по стаканам коньяк и выпил в одиночку. Он встал из-за стола и принялся ходить по кабинету, вдоль трех больших окон туда-сюда, останавливаясь и посматривая на улицу. Со стороны он напоминал заключенного, которому недавно огласили приговор. Окна первого этажа, убранные ажурными решетками, добавляли натурализма, не хватало только кровавого заката для полноты картины. Потом он подошел ко мне и навис сверху, переминаясь с ноги на ногу.
— Вот за что я тебя всегда уважал, старичок, так это за удивительную честность и доброжелательную прямоту, — с его губ слетел иронический упрек.
— Ты забываешь, что я пребываю в точно таком же положении. Единственное отличие — у меня один день форы.