— Господи, ну почему я такая сволочь? — пробормотал я и выпил рюмку.
Петька тотчас же налил вторую.
— А кто не сволочь? Вася дочь школьницу на отца оставила в Молдавии, а сама сейчас песенки со мной распевает. Сволочь? Сволочь. — Петруччо говорил спокойно, будто убаюкивал, — Я вчера в издательстве трех человек уволил, сволота, а потом как ни в чем не бывало в ресторан поехал ужинать. Макар сидит на мешке с деньгами и ножками болтает, на рыбалку ходит, когда в стране кризис, подлюга. Танька ни дня не работала в своей жизни, мужьями жонглировала, проститутка. Так что, старичок, губу сволочную закатай, ты не больший засранец, чем остальные, хотя и не меньший. Ну, встретил черта, эка невидаль, — он, продолжая говорить, налил мне третью рюмку, — вон Потехин, как русского Букера получил, так с тех пор чертей почем зря гоняет. Достанет Букера из широких штанин и носится за зелеными супостатами по квартире.
Василика при упоминании черта сделала круглые глаза и начала выразительно вращать зрачками, напоминая полоумную прорицательницу.
— Ваша работа, мадам? — с наигранным гневом спросил я, на что женщина отступила назад так, чтобы не видел Петруччо, и замахала руками поочередно, будто теннисные мячики от груди отбивала.
— Причем тут Вася? — Петька обернулся на домработницу, она под его взглядом моментально застыла соляным столбом, — Мне генерал сказал, что у тебя черт в башке поселился. С твоих же слов, старик. Жоржу я верю, как себе, он врать не будет, — и без паузы. — Пойдемте в комнату, что мы тут на затхлом пятачке у окна сгруппировались. Дышать нечем.
Не дожидаясь согласия, Сапог с бутылкой в руке пошел к выходу, не забыв подхватить со стола рюмки элегантным жестом картофелеуборочного комбайна.
Три порции водки сделали свое дело, ослабив натяжение струн в голове, мне полегчало и стало невыносимо стыдно за срыв, больше напоминавший обморок у благовоспитанной девицы впервые узнавшей, что у мужчин есть член, которым они… о, какая мерзость, маман! Чего я на Петьку набросился, в конце концов, он приехал не сказки Василике в уши заправлять, а ко мне, по мою душу, так сказать.
Выдержав небольшую паузу, я прошел следом за другом в гостиную и сел в кресло напротив, Петька уже обсуждал с Василикой, каким гарниром разукрасить так бурно начавшийся день. Женщина ушла, на кухне тотчас же что-то заскворчало, Петруччо разлил по рюмкам, но выпить не торопился.
— Даже позавтракать не успел, — выдохнул он с укоризной и добавил, будто в оправдание, — у меня с голодухи, старик, всегда башка трещит.
— Так что тебе сообщил неутомимый Жорж?
— Дружище Георгий поведал, вибрируя печалью, что у Никитина в голове черт прописался, да не один, а с компанией, и они тебе на разные голоса нашептали преждевременную кончину. Достали ключик золотой, вставили в ухо, взвели пружинку, часики тикают, отсчет пошел. Никитин, дескать, мечется, не зная, что предпринять, слезы по лицу размазывает, пальцы загибает, дни считает. Кстати, старик. Сколько тебе осталось по григорианскому календарю?
— Четыре дня, считая нынешний, — опешив от такой оценки моего бытия, признался я.
— Не густо. Но и не повод идти вразнос. Ты же наоборот, намеренно делаешь все, чтобы к тебе на поминки никто не пришел. С кем ты за последние дни еще не умудрился поругаться? Только со мной, да и то, не успел зайти, так буквально с порога наорал. Веди себя достойно, старик, ты же умеешь.
— Легко советы давать, когда дня собственной смерти не знаешь.
— О, я б с радостью. Все бы дела подбил, устроил бы в честь ухода вечеринку, — он подмигнул, наклонившись поближе. — Тебе что обещали: после продолжительной болезни или скоропостижно под самосвал? Вася! — Петруччо обратился к появившейся с подносом домработнице, — Ты бы как умереть хотела?
— Я как-то не задумывалась, — Василика расставляла по столу тарелки, — Может быть во сне, — она зарделась, — в объятиях шикарного мужчины.
— Точно! — заорал Петька и даже зажмурился от удовольствия, — А я бы сел на самолет и прыгнул с парашютом, чтобы в полете, в полном восторге сразу приземлиться на тот свет, а там уже тезка ждет не дождется, гремит ключами. Отворяй ворота, Апостол Петруччо!
Петька захохотал и поднял рюмку — он смотрел на меня таким взглядом, будто я и был апостол Петр. Ну как можно говорить о чем-то серьезном с человеком, способным похороны превратить в балаган? Он на том свете бога до икоты доведет. Мы выпили.
— Не слишком жирно с утра? — наяривая бифштекс с кровью, поинтересовался тезка апостола у Василики.