— Что с ней? — отдышавшись, спросил я, кивнув на дверь.
— Церебральный паралич.
— А с дочерью что?
— Что, что, умерла она на следующий день, как я вас на набережной тормознул, — запал у капитана иссяк, и от него снова повеяло холодным безразличием — Рапорт подал, кому-то надо с Машкой сидеть, жене до пенсии еще три года, а я свою уже заслужил.
— Такие дела, значит, — протянул я. Каждый раз, сталкиваясь лицом к лицу с чужим горем, свалившимся нежданно-негаданно, не находишь нужных слов, потому что любая фраза будет звучать фальшиво. — Черкни мне свой телефон, Николай Петрович, я позвоню.
Он не спросил — зачем, но впервые в его глазах промелькнуло некое подобие интереса по отношению ко мне.
Спускаясь по лестнице, я подумал, что вряд ли бестиарий имеет какое-то отношение к смерти дочери капитана — он был им безразличен, да и слабость человеческая к деньгам не заслуживает такого сурового воздаяния, чересчур жестокий принцип, так можно половину населения планеты истребить, не моргнув глазом. В любой же истории, что общей, что частной, полно совпадений, и каждый их толкует на свой лад — как выгоднее, проще, удобнее. Если капитан решил напрямую связать появление нечистой силы на набережной с прискорбным событием в своей жизни, да будет так, я ему в этом не судья и уж тем более не адвокат. Каждый несет свой крест, один — невесомый на шее, другой — пудовый на спине, согнувшись в три погибели под тяжестью ноши.
Согласно последней классификации Петруччо, капитана легко можно было отнести к разряду сволочей, но что-то решительно мешало это сделать, в глазах стояла кривоватая вымученная улыбка маленькой девочки, оставшейся на попечении Николая Петровича. Как говорят идиоты по любому случаю — не все так однозначно.
По дороге обратно сморило, сознание вспышками возвращалось, когда таксист закладывал резкий вираж. В подъезде меня встретил охранник, его ухмылка стала еще злораднее, он нахально кинул в спину — Празднуем? — когда я поднимался к лифту. Дверь открыл Петруччо и сразу с порога вручил письмо.
— На. Приехало почтой Ди-Эйч-Эл, я за тебя расписался.
Желтый продолговатый конверт с адресом, напечатанным латинскими буквами, прилетел из-за границы. Я вскрыл его и достал лист сложенный втрое, на котором уже от руки было написано послание. Подписи под ним не было.
— Это по итальянски, — тут же подсказал Петька, — он обернулся и крикнул в сторону гостиной. — Кто-нибудь владеет итальянским? Хотя бы со словарем? Пуччини, Паганини, Бертолуччи, шмуччи?
— Я могу перевести, — Василика пробегала мимо с закусками, — Айн момент.
Мы прошли на кухню. Вернувшаяся налегке рыжая красавица аккуратно взяла из моих рук листок.
— Тэк-с. Уважаемый сеньор Никитин! — Вася пробежала текст и обратилась ко мне — Я не пойму, это деловое письмо или личное?
— Откуда я знаю?
— Не томи, Вася, сейчас по башке рыжей дам, — Петька в нетерпении толкнул локтем Василису. — Шпарь, как на экзамене.
Познания красавицы в итальянском оказались не столь фундаментальные, как было заявлено, но совместными усилиями трех энтузиастов толмачей нам удалось-таки перепереть весточку на русский язык. За точность перевода не ручаюсь, но в основных чертах — письмо было от женщины, вначале незнакомка рассыпалась в извинениях, потом молила об услуге, заканчивалось послание обнадеживающим предложением встретиться как-нибудь накоротке. В довесок к письму из конверта выпала фотография, на ней в красном платье на ступеньках каменной лестницы, опершись одной рукой о вековую стену, стояла грациозная Моника Беллуччи. В общем-то я и без фото догадался от кого письмецо — ни друзей, ни знакомых, у меня за бугром не наблюдалось, последний недельный тур в Чехию случился три года назад.
— Ну ты орел, Никитин, — восторженно хлопнул по плечу Пертуччо, когда мы закончили с переводом.
Я сомневался в подлинности письма, смущали меня некоторые нестыковки. Во-первых, итальянская дива не знала моего места жительства и уж тем не могла быть в курсе, что сеньор Никитин сейчас временно обретается на квартире у друга с итальянским прозвищем. И еще, нашептать ей мой адрес мог только кто-нибудь из святой троицы, только на фига ей обращаться с просьбой встретиться с чертом через мою голову, когда она в состоянии связаться с ним напрямую, минуя посредников? Как там Дунька сказала — зачем нам испорченный телефон? С самого утра не заладилось — Бессонов, открывая шампанское, выпустил джина из бутылки, выступил с почином, желая увидеться с чертом. Вслед за ним все бросились по мою душу гурьбой с похожими, как булыжники на мостовой, просьбами — вынь да положи им Варфаламея, не медля, иначе кирдык всей последующей жизни. Если согласиться с Петькой и допустить, что Бог существует, как у него уши не отвалились, ведь ему приходится выслушивать миллионы просьб в день? Впрочем, прогресс дотянулся и до загробного царства, хотя и с некоторым опозданием, судя по устаревшему телефону черта, наверняка молитвы по дороге трансформируются в запросы и обрабатываются компьютером. Что за чепуха в голову лезет, подумал я, разглядывая фотографию нестареющей кинозвезды.