— Ай-яй-яй, мон ами, как не стыдно улики в окно выбрасывать — голос черта был ласков и ироничен.
Я обернулся, свято место пусто не бывает, бестиарий в полном составе, нисколько не рефлексируя, подъедал остатки вчерашнего ужина.
— Между прочим, за это статья полагается и наказание уголовное, — гриф полулежал на столе, опершись о крылья, в клюве дымилась сигара. Я впервые видел Шарика курящим, рядом валялась знакомая коробка палисандрового дерева из дома ясновидящей.
— Наложим на тебя епитимью, узнаешь почем фунт лиха, — Дунька была сегодня одета нелепо, верх согласно дресскоду, в строгом офисном пиджаке, внизу ситцевая плиссированная юбка в цветочек.
— Это какую, позвольте полюбопытствовать, прочитать вслух с выражением «Дьяволо наш» и три раза плюнуть в икону?
— Ты не борзей, остряк самоучка, — гриф так пыхнул сигарой, что дымом заволокло половину стола.
— Тише, тише, — угомонил черт соратников и вновь обратился ко мне. — Мон ами, разве ты не догадываешься, что запонка могла бы прямиком вывести следствие на убийцу. Отдав ее Бессонову, ты бы убил двух зайцев — покарал преступника, одновременно выполнив условия нашего джентльменского соглашения. Допустим, на себе ты крест поставил. Но как же тяга к справедливости? Зло должно быть наказано.
— Жить расхотелось?1? — гаркнул гриф.
Я молчал, прикидывая, как половчее соврать, у меня перед глазами опять встала улыбка больной внучки Переверзина, полное горя отрешенное лицо капитана. Да отдай я запонку Бессонову, они же замудохают мужика допросами, ничего не добьются, но жизнь ему исковеркают окончательно. Сергей — неплохой мужик, он вполне может войти в положение, но улику все-равно оформлять придется, заскрипят бюрократические шестеренки, уже не остановишь, перемелют в труху.
— Вы что, не в курсе, как у нас дознание ведется? Ни шатко, ни валко. На одного следователя по пятьсот дел, — я старался, чтобы слова звучали веско, как плод длинных и мучительных раздумий. — Кражу курицы по полгода расследуют. Так что за три дня никак не уложатся, а дальше горизонт моего планирования не действует.
— Никитин прав, как никогда, — помощь опять пришла со стороны Дуньки. — Я тут давеча муху в ветеринарную лечебницу на учет хотела поставить, мне список документов выкатили, до Луны ближе. Чтобы собрать, жизни моей Кончиты не хватит, а она уже от боли воет по ночам, протяжно так, жжж, жжж.
— Гонишь Дунька, — расслабленно пыхнул дымом гриф, — взятку бы дала, тебя бы сей момент обслужили в лучшем виде.
— Да что ты такое предлагаешь, паровоз с крыльями, — Евдокия всплеснула в возмущении лапками, — я крыса порядочная, убить кого, пожалуйста, но унизиться до подкупа, значит окончательно пасть в глазах общества.
Бессмысленная перепалка между грифом и крысой, обычно так раздражавшая меня, сегодня пролилась бальзамом на сердце. Я надеялся, что они заболтают, уйдут в непролазные дебри спора подальше от скользкой темы поиска справедливости. Варфаламей, вместо того, чтобы цыкнуть на них, с мечтательным выражением глаз наблюдал, как они кричат друг на друга, распаляясь все сильнее. Ор стоял неимоверный, мне подумалось, что план удался. Наконец черту надоело и он тихонько кашлянул в кулак. Спорщики замолчали, как по свистку, а Варфаламей вернулся к исходной точке.
— Так как насчет справедливости, мон ами?