Он отключился и передал мне подробности разговора. Лошадь выпустили на волю, спустив по ступенькам, благо второй этаж и парк примыкает к дому. Смышленый шофер, проделал это в одиночку, чтобы на Василику не пало подозрение соседей по дому — желающих увидеть лошадь на фоне городского пейзажа набралось хоть и немного, но береженого бог бережет. Картину смазала непонятно откуда взявшаяся шавка, которая лаяла с таким неистовством, будто ее предки погибли под копытами табуна лошадей.
— В общем, ни одно животное не пострадало, — закончил Петруччо со смешком. — Хотя не все так радужно, как хотелось бы, я думал, конь к их приезду исчезнет, испарится, как мираж. Ладно, поехали ко мне, по дороге решим, кого звать.
Мы вышли из кабинета, Петруччо отдал краткие распоряжения секретарше и двинулся по коридору, открывая каждую дверь, явно кого-то разыскивая. Наконец, объект поиска обнаружился, им оказался молодой человек в очках с всклокоченной шевелюрой по имени Кирилл, на просьбу Петьки он любезно согласился отвести нас хоть на край света, лишь бы не работать. Судя по тому, как Петьку приветствовали и шутили в присутствии шефа, я понял, что в издательстве его любят.
В машине сама собой завязалась беседа на литературную тему, Кирилл рассказывал последние новости, лихо крутя баранку, казалось, что мы домчим до пункта назначения достаточно быстро. Однако Петруччо вдруг попросил притормозить, увидев слева по ходу небольшую церковь, видимо, недавно отреставрированную, так ярко светились ее купола.
— Совсем забыл, надо свечку поставить, — полушепотом сообщил мне Петька, вылезая из машины.
— За здравие или за упокой?
— За все сразу, чтоб не промахнуться.
Перед входом Петруччо остановился на секунду и перекрестился, бросив взгляд на меня, я демонстративно поднял руку для крестного знамени и почесал лоб. Петька злорадно усмехнулся, потянул на себя тяжелую дверь и мы вошли внутрь. В предбаннике он купил четыре свечи, прошел к храм, поставил свечки в два круглых латунных подсвечника, зажег их поочередно от одной и, немного постояв, вернулся обратно. Взяв у служки листки, мой друг стал писать записки, я специально подкрался ближе и встал рядом, чтобы из-за плеча подглядеть их содержание. Записки касались раба божьего Петра — за здравие, за упокой, на панихиду и на отпевание, весь поминальный комплект, так сказать, в одном флаконе. Подойдя к женщине, торговавшей свечами, он протянул бумажки, та прочитала их и подняла на Петруччо испуганные глаза.
— Вы крещеный?
— Естественно.
— У вас тут везде упоминается Петр. Это что, один человек? — спросила она тихо, но настойчиво.
— Да это я, — гордо ответствовал Петька, не замечая ужаса, проступившего на лице женщины, и полез в карман за деньгами.
— Я не могу принять записки, извините, вам надо поговорить с батюшкой, — после небольшой заминки твердо сказала женщина, смиренным жестом показав вглубь коридора уходящего вправо.
Петька рванул в указанном направлении, от его спины веяло раздражением, я еле поспевал за ним, маршируя сзади в предвкушении небольшого скандала. Скандала не вышло, мы уперлись в дверь, на которой прозрачным скотчем был приляпан листок, отпечатанный на принтере «Дежурный священник». Петруччо постучал, подергал дверь, но его потуги остались тщетны, он развернулся и устремился вон, не глядя, на ходу бросил записки и скомканные купюры в подол платья сидевшей женщине. Деньги разлетелись веером по кафельному полу, но служка не обратила на них ни малейшего внимания, усиленно крестясь и бормоча под нос что-то явно недружелюбное, спасибо, что не плюнула ему вслед.
— Черте что, развели бюрократию, — в сердцах бросил Петька, садясь в машину.
— Не злись попусту. У Бога тоже может быть перерыв на обед, — утешил я его.
В квартире уже кипела работа — кухню оккупировали Василика и водитель Костя, распаковывая свертки, выставляя лотки с салатами, тихо переругивались, гадая, хватит ли хлеба на всех. Семейное гнездо Петруччо, на мой взгляд, зашкаливало в размерах — в свое время он купил две соседних квартиры на последнем этаже и объединил их в одну. Учитывая, что старшие сыновья выросли и вылетели из под папиного заботливого крыла, один в Америку, другой в Питер, на огромном пространстве в пятьсот с гаком метров протирали бамбуковый паркет трое — Петька, его жена и младшенький, Федор. Отрок заканчивал школу, уже посматривал на отца сверху вниз, так как перерос его на полголовы, и тоже глядел в сторону оперившихся братьев, собираясь продолжить обучение в Англии. Как-то я спросил друга, на хера тебе это все надо, имея в виду пустующие хоромы и загородный дом, в нем чета Сапожниковых бывала, дай бог, десяток дней в году, на что Петька хмыкнул глубокомысленно — чтоб было. Больше я этой темы не касался, посчитав ответ исчерпывающим. Зато сейчас, предоставленный самому себе, с удовольствием бродил по длинному коридору, в котором запросто могли бы разъехаться две машины, рассматривая стеллажи с книгами. Делать мне было абсолютно нечего, прислуга колдовала на кухне, хозяин скрылся в спальне, поэтому я решал сложную метафизическую проблему, накатить сейчас или подождать, пока гости соберутся. Гостями пусть занимается Петька, я свое мнение высказал, в конце концов, это его «праздник», а мне достаточна роль советника по взаимодействию с загробным миром, кою и буду исполнять по мере сил. Наталье я звонить не спешил, решив, что соображу по обстановке, поэтому стрелка моего внутреннего барометра склонилась к отметке «выпить».