Выбрать главу

Сергей подумал про собственного отца, как тот его бил и гонял бутылки сдавать. Ещё вспомнился генерал — тот, напившись, всё твердил про Апокалипсис, про избранных. А потом выпучивал глаза, взхломачивал кудри и булькающим шёпотом зачитывал потрёпанное Писание; это, говорил, мне баптисты занесли по доброте душевной, давно уже…

Глупость и несусветный мрак.

Камеры вырубило на следующий день, все три сразу. Выходить, смотреть, что случилось, Сергей не решился. Скорее всего, ничего.

Это помехи. Проклятые помехи.

Голова гудит. Ворочалась и перекатывалась тяжё лой болванкой мысль — кому-то надо уйти. Болванка перекатывалась и никак не могла остановиться. Не отпускала. В конце концов, все они теперь в равных условиях, все трое подхватили эту дрянь, но как выгонишь ребёнка? Понадеялся, что пронесёт. Дурак.

Сергей забрался в спальник, но было жарко и он раскрылся. Подумал, что стоит попить чаю и провалился в сон.

Машка ушла сама. Выскользнула из-под одеяла, схватила таблетки и, всхлипывая «мамка, мамка, мамочка!», бросилась прочь из убежища.

Точно берёзовый лист на солн це, подумал Сергей в полудрёме, глядя, как её фигурка тает в утреннем тумане. Пронзительно-зелёном и неземном. И проснулся будто от толчка.

Кирилл спал, а Машки действительно где-то не было, хотя часы показывали половину второго ночи — непонятно, приснилось или нет?

Нет, не приснилось. Написал записку, положил на самом видном месте. Кирилл проснётся, заметит.

Прихватил ружьё, рюкзак (комплект НЗ, аптечка и тому подобное), вышел наружу.

Куда идти? К Машкиному дому. Разумеется.

Позади осталось метров двести, когда раздался тот самый крик… скрип рассохшейся ветки… и кто-то большой, грузный прошёл в тумане… на четырёх конечностях… каждая метра с два, не меньше… голова свешивается… человеческая голова… и вдруг повернулась, мотнулась в его сто-рону, будто приметив… да так и сгинула… в тумане…

— Дядь Серёжа! Я тут…

Он скатился в придорожные кусты. Машка сидела и всхлипывала. Вцепилась сразу в его рукав и не отпускала.

Он потащил её обратно.

— Сиди тут, не высовывайся! Я сам схожу!

Подпирать дверь не рискнул. А вдруг надо будет выйти…

Впрочем, игра в рулетку.

Уйти далеко не удалось.

— Дядя Серёжа, вернитесь!

Нашла записку, понял он:

Не забывайте пить таблетки, не покидайте убежища. Ждите, когда за вами придут военные. Люблю вас!

Он шёл и шёл, пока не стало слышно криков.

И ведь никто не знает. Никто.

Дети, конечно, будут искать его. А потом вернутся… Браслет он тоже оставил на столе.

Зелёное мерцание усиливалось. Как будто сам воздух светился.

Теперь что-то будет, подумал Сергей, сел на лавочку и принялся разглядывать свои ладони, как будто мог по ним угадать, как именно будет… по вот этим мозолям…

Вспомнились разодранная рубашка и спина Машкиного отца в свинцовых разводах.

Теперь что-то будет.

Но не сразу.

5

…небытие оказалось липким, чёрным и пахло прелой трухой со слизнями, квашенными яблоками из бочки…

Выстрела он не запомнил.

Просто вдруг осознал, что лежит на боку, и его действительно унесло течением, как и планировал.

Но, наверное, не слишком далеко.

Жив. Жив. Жив.

Он попытался сесть и обнаружил, что увяз в иле, точно столетняя коряга. Выдрал правую руку. Ногу. Пробовать, что у него там с затылком, нёбом, головой было попросту страшно.

И он не стал.

Рюкзака нигде не было. Пистолета тоже.

Пока плёлся к деревне, развиднелось.

Не помню выстрела, подумал он. Как странно.

Повсюду была трава. Буйная, сочная. Вымахала за ночь.

Ползучий туман медленно обтекал заборы. Небо перечеркнула белая полоса. Пылающий пояс над головой был как трещина на доменной печи. Воздух прогрелся, и над деревней забурлили ароматы чужой жизни.

Вскоре он заметил, что хромает. Нога не болела. Он мог бы пройти так километров двадцать и ничего не заподозрить. Или это трава так дурманит?

Нога подвернулась и он остановился — нет, так не годится, решил он, надо посмотреть. И тут же вернулся страх. Ткнул костя ным пальцем в лоб. Не смотри.

Он закатал штанину. Посмотрел.

Когда впереди нарисовалось укрытие, надежды уже не было. Вымахнули из тумана чёрные сучья. Они торчали под острым углом, врытые в землю так, чтобы задер жать того, кто решиться атаковать. Кое-где валялись гильзы. Видно было, что тут отстреливались. Вблизи стало ясно, что это не сучья, а длинные кости, острые, гибкие.