(Конечно, такие критерии субъективны. Я считаю себя способным уловить тонкую вкусовую разницу между космическими приключениями, космической оперой, инопланетной романтикой и приключениями на иных мирах — а во втором томе я считаю себя способным определить различия между киберпанком, «жесткой» фантастикой, радикально «жесткой» фантастикой и новой космической оперой стиля барокко, как различаю вкус ванильного, сливочного и шоколадного мороженого, — но различие вкусов вещь тонкая и трудноформулируемая, и то, что мне кажется сливочным мороженым, другому покажется ванильным.)
Но даже после такого отбора рассказов, которые мне хотелось включить в сборник, оставалось втрое или вчетверо больше, чем места на страницах. Если бы я мог выпустить многомерную, бесконечно расширяемую идеальную антологию, я бы с удовольствием оставил бы их все, отразив достаточно полную историю развития жанра, которой он вполне заслуживает — начав с периода «сверхнауки» двадцатых — тридцатых годов. К сожалению, в нашем реальном мире один том содержит лишь конечный объем материала, и приходится искать иной выход. Снова вышло на сцену сито отбора, и снова пришлось принимать решения— воистину драконовские насчет того, какие исторические периоды будут отражены в книге, а какие — не будут.
Чтобы эти решения были более понятны, Надо бы вспомнить полную историю развития жанра космических приключений — от начала в «Amazing Stories» Гернсбека в конце двадцатых и до самых девяностых, но на это у нас нет места. Достаточно будет сказать — и это будет безжалостно спрессованная и искаженная версия правды, не учитывающая десятков исключений и противоречий, — что к тому времени, когда самые ранние из приведенных здесь рассказов впервые увидели свет (после Второй мировой войны), научная фантастика миновала период, впоследствии названный «сверхнаучным» и приходящийся на двадцатые и тридцатые годы, период первого Великого Века космической оперы, когда такие писатели, как Э.Э. «Док» Смит, Рей Каммингс, Раймонд 3. Голлан, Эдмонд Гамильтон, Джон У. Кэмпбелл, Джек Уильямсон, Клиффорд Д. Саймак, и многие другие невероятно расширили сцену, на которой разыгрывались приключения научной фантастики. Скажем, до Э.Э. Смита авторы редко выбирали место действия за пределами Солнечной системы, но к концу «сверхнаучной» эры сценой стала вся Галактика — да и остальная вселенная. Вырос также масштаб приключений и стоящие на кону ставки — не зря же Эдмонда Гамильтона называли Сокрушителем миров и Уничтожителем планет. Космические флоты, состоящие из дредноутов в милю длиной, с их супероружием, разносящим планеты в пыль, бороздившие глубокий космос на протяжении всей истории научной фантастики (и попавшие из книг и журналов в телевизионные передачи и компьютерные игры), впервые ушли в полет со страниц журналов двадцатых и тридцатых годов. Но к 1948 году — когда появился самый ранний из рассказов сборника, «Рулл» Ван Вогта, — уже произошла кэмпбелловская революция в научной фантастике. Джон У. Кэмпбелл, новый редактор журнала «Astounding», волевым решением (подкрепленным примером радикально новых писателей, таких как Роберт А. Хайнлайн и Айзек Азимов) резко изменил критерии «хорошей» научной фантастики. Отбросив безвкусное и мелодраматическое массовое чтиво ради более мастерски написанного, более осмысленного материала, строго выдержанного с точки зрения науки, он поставил себе целью добиваться таких произведений, «которые могли бы быть напечатаны в журнале двухтысячного года» как написанные современником, без восторженных ахов, где автор «просто воспринимает технику как данность». (Конечно, постоянно бывали исключения, и в «Astounding» продолжали появляться довольно аляповатые космические оперы, как и потом в «Аналоге», когда журнал поменял название — поступок, символичный для желания Кэмпбелла уйти от низкопробности к респектабельности, цель, которую он ставил себе на протяжении всей жизни, но такую цель часто ставят. Однако Кэмпбелл, хотя и соблазнялся иногда быстро разворачивающимся широким полотном приключенческой истории — скажем, «Дюной» Фрэнка Герберта, которая, несмотря на некоторые осторожные размышления о природе общества, из тех, что как раз и нравились Кэмпбеллу, все же в основе своей является барочной космической оперой неслыханного в эру сверхнауки масштаба, — постоянно направлял журнал этим курсом.)
Одним из результатов кэмпбелловской революции (самое смешное, что Кэмпбелл был одним из известнейших «разрушителей планет» в эру сверхнауки) стало некоторое пренебрежение космическими приключениями и космической оперой: они стали «не комильфо», чем-то вышедшим из моды, устаревшим, пройденным, уже не Передним Краем, не злобой дня. Сам термин «космическая опера» — вброшенный в 1941 году Уилсоном Таккером (по образцу более ранних и тоже негативно звучащих терминов «мыльная опера» и «ковбойская опера») для описания «неуклюжей, грубой, тягомотной стряпни с космолетами» — до сих пор несет несколько презрительный оттенок. Даже сегодня космическая опера — это нечто не слишком уважаемое, Не-То-Что-Надо, И люди, которым она нравится, слегка стыдятся это признавать, будто их поймали за каким-то неприличным занятием, за таким, которое нам нравится, хотя мы знаем, что оно Вредное и, быть может, Политически Некорректное, вроде как объедаться картофельными чипсами или шоколадным мороженым; будто их застали в момент, когда они заказывают себе на обед жирный вредный гамбургер вместо здорового диетического салата или смотрят по телевизору повторение «Порохового дыма» вместо «Театральных шедевров». (Парадоксально, но, быть может, именно этот душок и привлекает новых писателей, ищущих способа поднять на мачте пиратский флаг и оказаться вне закона.)
Эффект кэмпбелловской революции обострился в начале пятидесятых из-за создания двух новых больших журналов научной фантастики: «Galaxy» и «The Magazine of Fantasy & Science Fiction», редакторы которых еще сильнее сдвинули принятую модель научной фантастики в сторону психологической и социологической зрелости, литературной утонченности стиля и концептуализации — иногда даже сильнее, чем хотел бы сам Кэмпбелл, и тем отодвинули ее еще дальше от привычного легкого жанра авантюрного рассказа, а тот из-за этого стал еще более «не комильфо».
И еще один парадоксальный эффект кэмпбелловской революции: после создания журналов «Gaiaxy» и «The
Magazine of Fantasy & Science Fiction» литературные стандарты возросли во всем жанре, даже в таких журналах, как «Planet Stories», «Thrilling Wonder Stories» и «Startling Stories», читатели которых тоже хотели получать продукт, написанный лучше… и потому даже на рынке приключенческого чтива плохо написанная вещь, которая без труда бы прошла в тридцать пятом году, в пятьдесят пятом уже вряд ли попала бы в печать, а уровень, необходимый, чтобы напечататься в главных журналах, резко взлетел вверх. Ставки за вход в игру повысились во всем жанре, как на «низкопробном» участке рынка, так и на «изысканных». (А на этом «низкопробном» конце рынка, когда приключенческий жанр развивался в борьбе за существование, появлялись произведения Джека Вэнса, Рея Брэдбери, Чарльза Харнесса, Теодора Старджона и других, в те времена не получившие широкого признания, но в ретроспективе видно, что они не хуже, если не лучше, большинства «респектабельных» вещей, печатавшихся в больших журналах.)
Эти соображения дали мне еще один критерий отбора. Мне не хотелось создавать сборник запыленных музейных экспонатов, литературных курьезов, настолько устаревших по стилю и эстетике, что могут вызвать лишь ностальгическое удовольствие, я хотел сделать книгу, которая порадует современного читателя; чтобы рассказы были такими же занимательными и живыми, как любые другие, которые можно найти сейчас на книжных полках, — а это значило, что требуется установить какой-то средний уровень мастерства. Дело в том, что большинство классических вещей двадцатых и тридцатых годов, хоть и содержат в себе зародыши многих будущих работ, написаны так плохо (даже если не топорно, то настолько устаревшим стилем), что современный читатель их практически не воспримет. И потому я решил не отражать в сборнике эру сверхнауки (уже и без того широко представленную в антологиях Азимова «До золотого века» и Деймона Найта «Фантастика тридцатых годов»), а ограничиться тем, что выходило после Второй мировой войны — период быстрого изменения и вынужденной эволюции на рынке журнальной литературы, когда эстетические уроки кэмпбелловской революции уже были усвоены и претворялись в жизнь. Кроме того, «после Второй мировой войны» — четкая и очевидная начальная точка: после войны изменился сам мир научно-фантастических произведений, и некоторые авторы, которые начали печататься до войны, например, Джек Уильямсон и Клиффорд Саймак, резко изменили стиль и подход.