— Да какая же польза от слепых рабов? — спросил Александр.
— Все работы, для которых мужчинам нужны глаза, мы сами исполняем, а их заставляем доить молоко, носить тяжести, нянчить детей. Этим то мудрым постановлением и держится наше царство; и ошибаются те, которые думают, что наши жены нуждаются в своих соседях.
Сверх того, в наших преданиях сказано, что настанет время, когда в целом мире жены сперва возьмут верх над мужами, а потом, пройдет время наказания, и оба пола соединятся снова в один.
Так рассказывала Минизия Александру на Скифском языке, который он изрядно понимал, ибо в то время все языки: еще не так далеки были друг от друга, и стоило только присесть, чтоб изучить какое угодно наречие первого земного языка.
Кончив разговор, Минизия приказала воинственным женам своим сбираться в дорогу и седлать ей коня.
Вскоре все было готово; она простилась с Александром, поблагодарила за угощение и сказала на Лаконическом языке: «если дочь— моя, сын — твой — прощай!»
Быстро пустилась Минизия, сопровождаемая 305 жен, по извилистому пути в гору, и исчезла, как сновидение из глаз Задрагарда, закатилась солнцем за гору… Но я еще вижу ее….
Как ни владел Александр сам собою, но, долго задумчиво смотрел на извивающийся в гору путь, по которому скрылась Минизия.
Китайский шут, бывший при нем, заметил это.
— О, Государь, — сказал он, ты могущ и силен, повели всем Стихотворцам подвластных тебе царств собраться во дворец твой…
— Для чего? спросил Александр.
— Да сочинят они тебе стихи на разлуку розы с соловьем, — и назови ты это место: Цан-бе-ли, т. е. деревня горестного расставания.
— Правда твоя, сказал рассеянно Александр.
— Однакож Зенда лучше ее! — продолжал он про себя; и велел призвать к себе Зенду.
— Зенда! — сказал он, вошедшей под белым покровом сирийской розе, — утихла ли скорбь твоя?
— Жива моя память, живо и сердце мое!.. отвечала дева.
— Я люблю тебя, Зенда!
— Благодарю Изида за добрые твои чувства ко мне; но не презирай моих горьких воспоминаний….
— Зенда!.. будь Царицей земного шара!.. сбрось эту одежду печали, надень пурпур; только один раз ты должна исполнить волю мою, а потом владей и мною и миром!..
— Я рабыня твоя… и, как рабыня, молю дозволить деве, жриц Изида, помолиться на гробе отца… призвать на себя его благословение… В храме солнца приняла я священную одежду, только в храме и могу снять её…
— Храм Изида повсюду; дух отца твоего носится над тобою; помолись ему, Зенда, сбрось белую одежду; я своими руками облеку тебя в пурпур.
— Нет, нет, Скендер, в Вавилоне! — произнесла Зенда трепетным голосом, и закрыла лицо руками, и плакала.
— Не плачь, Зенда, не плачь, сказал Александр, отнимая её руки от лица, я исполню волю твою, исполню!..
Смоченное слезами покрывало… прильнуло к щекам… к устам… стало прозрачно… глаза! нет слов!..
Зенда вышла; Александр не сводит очей с того места, где она стояла.
Но вдруг очи его загорелись.
— Индия, Индия! — вскричал он — и в Вавилон!..
И ряды воинов снова строятся под знаменами. Александр садится на жеребца черного, как ночь, которого весь восток называет, Хэтль, — идёт покорять Индию. Но на дороге к Арахазии узнал он от Правителя области Дивела, что Парфы, Аланы и Руссы, соединенными силами сделали набег на Абхазию, переправились чрез Албанское море на судах, разграбили всю страну, взяли в плен прелестную Нугиабэ, и грозят пленом всей Армении и Румунии Азийской. Александр вспыхнул.
— О, я разгромлю парфов, и руссов! вскричал он, — прокачу их головы шарами по земле, как Нил выступлю из берегов и утучню их землю кровью, пережгу в прах камни их жилищ!.. Скажи всем народам, что я иду искоренять плевела, что я для блага людей иду извлечь сахар из тростника, злато из недр земли, и мой трон будет до тех пор на хребте коня, покуда не изведу злодеев и насильников! Иди Дивел!