дискомфортом, Тобиас чувствовал что угодно, кроме несерьезного. Он крепче сжал ключи от
машины.
– Я пришел извиниться, Саванна, – он хотел протянуть руку и прикоснуться к ней, но язык
ее тела говорил ему проваливать. Оставаясь на месте, он уставился на ее лицо. Она выглядела
по-другому, ее волосы были собраны и удерживались коричневой пластиковой заколкой. –
Прости меня за то, что я сказал, за то, как я себя вел, за то, что причинил тебе боль.
Она фыркнула на него:
– Это становится довольно обычным делом, не так ли? Ты все время извиняешься. Может
быть, если бы ты изначально не делал огромные выводы, ты бы не вредил чувствам людей.
Он склонил свою голову:
– Именно поэтому я и пришел. Я не могу жить с тем, что сказал, и мне стыдно за то, как я
отнесся к тебе, – она резко на него взглянула.
– Это случилось, и ты не можешь забрать свои слова обратно. Ты не можешь возместить
ущерб.
– Могу, если ты дашь мне шанс.
– Дать тебе шанс? Дать тебе шанс? – она произнесла медленно, ее глаза широко
распахнулись. – Нельзя купить уважение и прощение. Знаю, ты думаешь, что можно, потому что
ты живешь в эдаком стеклянном пузыре, где думаешь, что можешь купить что угодно, но ты
ошибаешься.
– Саванна. Извини. Я не могу сказать тебе, как ... – она подняла руку, остановив его на
полпути.
– Ты был настолько далек от истины, мистер Стоун. Плата за секс – это то, чем ты
занимаешься в своем мире. Это не то, что происходит в моем. Ты действительно думал, что я
собираюсь шантажировать тебя? Поцеловать и рассказать? Думал, я пришла к тебе за сексом? –
ее яростные слова хлестали его. – Ты серьезно считаешь меня такой женщиной? – она пронзила
его жестоким взглядом, лишив дара речи. – Времена тяжелые, – продолжала она, выплескивая
ярость, – но я уверена, что есть и другие способы заработать хорошие деньги. Я еще не совсем в
канаве, чтобы мне нужно было думать об этом. Даже для вас, мистер Я-могу-купить-все-что-
черт-возьми-я-хочу. Мне неприятно тебя видеть, – она вонзила нож еще глубже. – Хотела бы я
никогда тебя не встретить, и мне обидно от того факта, что Джейкоб такого хорошего мнения о
тебе, когда ты не более чем придурок.
Ее слова приземлились, как удар хлыстом на обе щеки: суровые, грубые и так же хороши, будто оставили кровавые следы. Он пристально смотрел на нее, стыдясь слушать обвинения, которые она теперь бросала в него. Но она была права.
– Я вел себя как придурок.
– Вел?
– Я и есть придурок – но не все время. У меня есть оправдание, – он слегка приподнял
губы, пытаясь улыбнуться ей, но она высоко подняла подбородок, и ноздри ее раздулись. Ему
пришлось отступить, чтобы успокоить ее, прежде чем он потеряет ее навсегда. – Это было, это
было непростительно.
– Ты чертовски прав, – огрызнулась она, ее глаза, налитые кровью и сердитые, сверкнули
на него. – Даже не знаю, зачем ты здесь. Какая разница, думаешь можно что-то сделать? Ты не
можешь забрать свои слова назад. Ты не можешь изменить эти слова.
Он подошел к ней и увидел, что она вздрогнула. Он остановился, отчетливо осознавая
глубину ее ненависти к нему.
Чтобы исправить это, ему придется действовать осторожно.
Черт возьми, о ком-нибудь другом, о чем-нибудь другом, он бы не беспокоился, но ни за
что в жизни он не мог уйти от Саванны Пейдж. Не с этим – его проступком – нависающим над
ним. Он должен был хотя бы попытаться, но с явным нежеланием на ее лице простить его, Тобиас был, более чем когда-либо, полон решимости сделать все возможное, чтобы вернуть ее.
– Я не могу вернуть то, что сказал, но я могу это исправить. Я сказал все в запале…
– Иногда люди говорят правду в запале. Это не первый раз, когда ты пришел к
неправильному выводу, мистер Стоун. Однажды ты обвинил меня в том, что я что-то у тебя
взяла, помнишь?
Документы Далтона, как он мог забыть?
– Что заставляет тебя наказывать меня каждый раз? – ее самообладание было спокойным, но ее голос плевал яростью. Он мог видеть, что она заталкивала ее в себя; он даже рискнул
предположить, что она, вероятно, сопротивлялась, чтобы не показать ее вообще. Может быть, она видела в этом свою единственную возможность высказаться без Маттиаса, Кэндис или
Бриони, или офисных клерков, путающихся под ногами. Это было то, на что он надеялся, и тот