Она поклялась, что никогда, не станет ничьей любовницей, никогда не допустит, чтобы ее ребенок повторил ее собственную судьбу, став незаконнорожденным. Но ведь сейчас о подобном безрассудстве в речи нет. Один танец, один поцелуй - вот и все, что ее, быть может, ждет.
Конечно, этого достаточно, чтобы погубить ее репутацию, но какая у нее репутация, чтобы опасаться ее потерять? Она находится вне общества, вне стаи. И потом, так хочется хоть один раз в жизни почувствовать себя счастливой.
– Значит, вы не собираетесь от меня сбегать, - пробормотал он, и его темные глаза вспыхнули.
Она покачала головой, удивляясь тому, что он снова без труда догадался, о чем она думает. В другое время она бы испугалась, но сейчас, среди волшебной ночи, когда ласковый ветерок теребил ее волосы, а снизу доносились чарующие звуки музыки, почувствовала приятное возбуждение.
– Куда я должна положить руку? - спросила она. - Я хочу танцевать.
– Мне на плечо, - пояснил он. - Нет, чуть ниже. Вот так.
– Должно быть, вы считаете меня просто дурочкой, - заметила она. - Не уметь танцевать…
– Я считаю вас очень смелой, потому что вы не побоялись в этом признаться. - Рука его нашла ее руку и медленно подняла ее. - Большинство моих знакомых женского пола придумали бы, что у них болит нога, или сказали бы, что не любят танцевать.
Она подняла голову и взглянула ему в глаза, прекрасно понимая, что от этого у нее перехватит дыхание.
– Я не умею притворяться, - сказала она и почувствовала, как рука, лежавшая на талии, дрогнула.
– Вслушайтесь в музыку, - приказал ей Бенедикт внезапно охрипшим голосом. - Чувствуете, как она идет то вверх, то вниз?
Она покачала головой.
– Прислушайтесь же, - прошептал он ей на ушко. - Раз-два-три, раз-два-три.
Софи закрыла глаза, и внезапно сквозь бесконечную болтовню гостей прорезалась тихая музыка. Затаив дыхание, Софи принялась покачиваться ей в такт, а Бенедикт продолжал считать:
– Раз-два-три, раз-два-три.
– Я чувствую ее, - прошептала она.
Он улыбнулся. Софи и сама не знала, как об этом догадалась, ведь глаза ее по-прежнему были закрыты. Она почувствовала, что он улыбается, поняла это по его дыханию.
– Хорошо, - проговорил он. - Теперь смотрите на мои ноги, а я вас буду вести.
Софи открыла глаза и взглянула вниз.
– Раз-два-три, раз-два-три.
Она нерешительно шагнула вперед… прямо на его ногу.
– Ой! Простите! - воскликнула она.
– Ничего, мои сестренки наступали гораздо больнее, - заверил он ее. - Попробуйте еще раз.
Она попробовала и внезапно почувствовала, что ее ноги знают, что им делать.
– Ой! - изумленно воскликнула она. - Как хорошо!
– Поднимите голову, - тихо приказал он.
– Но я споткнусь.
– Не споткнетесь. Я вам не позволю. Смотрите мне в глаза.
Софи подчинилась. Глаза их встретились, и, похоже, что-то внутри у нее замкнулось: она никак не могла отвести взгляда. Он закружил ее по террасе, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, и вскоре Софи почувствовала, что у нее перехватило дыхание и закружилась голова.
И все это время она не отводила от него взгляда.
– Что вы чувствуете? - спросил он.
– Все! - ответила она смеясь.
– Что вы слышите?
– Музыку. - Глаза ее изумленно сияли. - Я слышу музыку, которой никогда раньше не слышала.
Рука его сжала ее талию, и расстояние между ними сократилось еще на несколько дюймов.
– Что вы видите? - спросил он. Софи споткнулась, однако, по-прежнему не сводя с него глаз, прошептала:
– Я вижу свою душу. Бенедикт резко, остановился.
– Что вы сказали? - спросил он тоже шепотом.
Софи молчала. Ей показалось, что эта секунда полна какого-то глубокого смысла, и она боялась ее испортить.
Вернее, боялась сделать ее еще лучше. Потому что, когда она после полуночи вернется к своей обычной жизни, ей станет невыносимо больно.
О Господи! Да как она вообще сможет вернуться к своей привычной жизни? Как сможет после всего случившегося с ней вновь чистить туфли Араминте?
– Я слышал, что вы сказали, - проговорил Бенедикт хрипловатым голосом. - Я…
– Молчите, - прервала его Софи.
Она не хотела услышать его признание. Не хотела услышать слова, которые навсегда привязали бы ее к этому человеку.
Впрочем, похоже, уже поздно…
Он посмотрел на нее долгим взглядом и наконец прошептал:
– Я молчу. Ни слова не скажу. - И, Софи и ахнуть не успела, прильнул губами к ее губам. Губы его оказались на удивление нежными.
Он медленно провел ими по губам Софи, и она почувствовала, как у нее мурашки побежали по телу.
Потом его рука, которой он обнимал ее за талию, - та, что так легко вела ее в танце, - начала притягивать ее к себе, медленно, но неотвратимо. По мере того как сближались их тела, Софи чувствовала, что ее все больше и больше бросает в жар, и когда наконец их тела соприкоснулись, она уже была объята огнем.