— Это и в самом деле так?
— Если это и так, мне об этом ничего не известно, — пожал плечами Бенедикт. — Но вы не ответили на мой вопрос.
— На какой?
— Что вам еще известно обо мне от леди Уислдаун?
— Вам действительно это интересно? — удивилась Софи.
— Если я ничего не могу узнать о вас, по крайней мере я могу узнать, что знаете обо мне вы.
Она улыбнулась и рассеянно коснулась указательным пальцем губы.
— Так-так… А, вспомнила. В прошлом месяце вы выиграли на каких-то дурацких скачках, которые проводились в Гайд-парке.
— И никакие они не дурацкие, — ухмыльнулся Бенедикт — Я на них выиграл сто соверенов. Она лукаво взглянула на него. — Скачки почти всегда бывают дурацкими.
— По мнению женщин, — пробормотал Бенедикт.
— И вовсе…
— Не спорьте, не спорьте, так оно и есть, — перебил он ее.
Софи невольно улыбнулась.
— Что еще вам известно? — спросил он.
— От леди Уислдаун? — Она побарабанила пальцами по щеке. — Как-то раз вы оторвали у куклы вашей сестры голову.
— Интересно, откуда ей об этом известно? — пробормотал Бенедикт.
— Может быть, леди Уислдаун все-таки является членом вашей семьи?
— Это невозможно, нет, — решительно проговорил Бенедикт. — В нашей семье все такие умники, что непременно вычислили бы ее.
Софи громко рассмеялась, и Бенедикт внимательно посмотрел на нее. Леди Уислдаун писала про куклу, которой оторвали голову, два года назад в одной из своих первых заметок. Это сейчас «Светские новости от леди Уислдаун» продаются далеко за пределами Лондона, а в то время их читателями были исключительно жители столицы.
А это означает, что два года назад таинственная незнакомка жила в Лондоне. И в то же время она не узнала его до тех пор, пока не повстречалась с Колином.
Следовательно, живя в Лондоне, она не выезжала в свет. Может быть, она была самой младшей в семье и, пока ее старшие сестры наслаждались балами и вечерами, сидела дома и читала светские новости?
Маловато, конечно, чтобы узнать, кто она такая, но для начала достаточно.
— Что вам еще известно? — спросил он, надеясь, что она, сама того не ведая, еще каким-нибудь образом приоткроет завесу над своей тайной.
Она хмыкнула, явно довольная собой.
— Что вы пока не собираетесь жениться и это обстоятельство весьма огорчает вашу матушку, которая жаждет видеть вас семейным человеком.
— С тех пор как мой брат уехал из дома и женился, она уже не так меня донимает.
— Ваш брат виконт?
Бенедикт кивнул.
— Леди Уислдаун и об этом писала.
— И весьма подробно, хотя… — Бенедикт наклонился к ней и заговорщически прошептал:
— кое-что она упустила.
— Вот как? — встрепенулась незнакомка. — И что же она упустила?
Бенедикт поцокал языком и покачал головой:
— Я не собираюсь выдавать вам секреты ухаживания своего брата, ведь вы даже не хотите назвать мне вашего имени.
— «Ухаживание» — слишком сильно сказано, — фыркнула она. — Леди Уислдаун писала…
— Леди Уислдаун, — перебил он ее, насмешливо улыбнувшись, — не знает всего того, что происходит в Лондоне.
— А мне кажется, что ей известно почти обо всем.
— Вы так считаете? — задумчиво проговорил Бенедикт. — Позвольте с вами не согласиться. И в подтверждение своих слов могу привести вам пример. Если бы леди Уислдаун оказалась сейчас на этой террасе, она бы ни за что не угадала, кто вы такая.
Бенедикт с удовлетворением отметил, что глаза незнакомки расширились.
— Я прав? — спросил он, скрестив руки на груди. Она кивнула.
— Отчасти. Я так хорошо замаскировалась, что сейчас меня никто бы не узнал.
— А если бы вы сняли маску? Тогда бы она вас узнала? — спросил Бенедикт, вскинув брови.
Оттолкнувшись от перил, незнакомка сделала несколько шагов по направлению к центру террасы. — На этот вопрос я не хочу отвечать.
Бенедикт направился за ней следом.
— Я так и думал. И тем не менее все равно задал бы его.
Софи обернулась, и у нее перехватило дыхание: он стоял совсем рядом, всего в нескольких дюймах от нее. Она слышала, что он направился за ней, однако не подозревала, что он так близко. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, однако, к своему удивлению, не смогла произнести ни слова. Могла лишь, не отрываясь, смотреть в эти темные-темные глаза в прорезях маски.
Какие уж тут слова, когда дышать и то трудно.
— Вы так и не потанцевали со мной, — проговорил Бенедикт.
Она продолжала молча смотреть на него. Он положил ей на талию свою большую руку, и в том месте ей сразу стало горячо. Воздух внезапно стал душным, как перед грозой.
«Он напоен страстью», — подумала Софи. Она слышала о ее существовании от служанок, хотя хорошо воспитанная девушка не должна об этом знать.
Но ее нельзя отнести к разряду хорошо воспитанных девушек, мелькнула в голове дерзкая мысль. Она незаконнорожденная дочь графа. Она не принадлежит к великосветскому обществу и никогда не будет принадлежать. Так стоит ли жить по его правилам?
Она поклялась, что никогда, не станет ничьей любовницей, никогда не допустит, чтобы ее ребенок повторил ее собственную судьбу, став незаконнорожденным. Но ведь сейчас о подобном безрассудстве в речи нет. Один танец, один поцелуй — вот и все, что ее, быть может, ждет.
Конечно, этого достаточно, чтобы погубить ее репутацию, но какая у нее репутация, чтобы опасаться ее потерять? Она находится вне общества, вне стаи. И потом, так хочется хоть один раз в жизни почувствовать себя счастливой.
— Значит, вы не собираетесь от меня сбегать, — пробормотал он, и его темные глаза вспыхнули.
Она покачала головой, удивляясь тому, что он снова без труда догадался, о чем она думает. В другое время она бы испугалась, но сейчас, среди волшебной ночи, когда ласковый ветерок теребил ее волосы, а снизу доносились чарующие звуки музыки, почувствовала приятное возбуждение.
— Куда я должна положить руку? — спросила она. — Я хочу танцевать.
— Мне на плечо, — пояснил он. — Нет, чуть ниже. Вот так.
— Должно быть, вы считаете меня просто дурочкой, — заметила она. — Не уметь танцевать…
— Я считаю вас очень смелой, потому что вы не побоялись в этом признаться. — Рука его нашла ее руку и медленно подняла ее. — Большинство моих знакомых женского пола придумали бы, что у них болит нога, или сказали бы, что не любят танцевать.
Она подняла голову и взглянула ему в глаза, прекрасно понимая, что от этого у нее перехватит дыхание.
— Я не умею притворяться, — сказала она и почувствовала, как рука, лежавшая на талии, дрогнула.
— Вслушайтесь в музыку, — приказал ей Бенедикт внезапно охрипшим голосом. — Чувствуете, как она идет то вверх, то вниз?
Она покачала головой.
— Прислушайтесь же, — прошептал он ей на ушко. — Раз-два-три, раз-два-три.
Софи закрыла глаза, и внезапно сквозь бесконечную болтовню гостей прорезалась тихая музыка. Затаив дыхание, Софи принялась покачиваться ей в такт, а Бенедикт продолжал считать:
— Раз-два-три, раз-два-три.
— Я чувствую ее, — прошептала она.
Он улыбнулся. Софи и сама не знала, как об этом догадалась, ведь глаза ее по-прежнему были закрыты. Она почувствовала, что он улыбается, поняла это по его дыханию.
— Хорошо, — проговорил он. — Теперь смотрите на мои ноги, а я вас буду вести.
Софи открыла глаза и взглянула вниз.
— Раз-два-три, раз-два-три.
Она нерешительно шагнула вперед… прямо на его ногу.
— Ой! Простите! — воскликнула она.
— Ничего, мои сестренки наступали гораздо больнее, — заверил он ее. — Попробуйте еще раз.
Она попробовала и внезапно почувствовала, что ее ноги знают, что им делать.
— Ой! — изумленно воскликнула она. — Как хорошо!
— Поднимите голову, — тихо приказал он.
— Но я споткнусь.
— Не споткнетесь. Я вам не позволю. Смотрите мне в глаза.