— Простите, — пробормотала она, толкнув в бок Юлия Цезаря. — Извините, — простонала, когда Клеопатра больно наступила ей на ногу. — Простите, я… — И замолчала, чувствуя, что у нее перехватило дыхание: перед ней стояла Араминта.
Она все еще была в маске, равно как и Софи, однако Софи понимала, что если ее кто-то и узнает, так это только Араминта.
— Нужно смотреть, куда идете! — рявкнула Араминта и, пока Софи стояла разинув рот, подхватила юбки и горделиво прошествовала дальше.
Араминта ее не узнала! Если бы Софи не спешила выбраться из Бриджертон-Хауса, пока Бенедикт ее не догнал, она рассмеялась бы от восторга.
Софи судорожно оглянулась. Бенедикт уже ее заметил и теперь проталкивался сквозь толпу, причем это ему удавалось гораздо лучше, чем ей. Ахнув, Софи с удвоенной энергией заработала локтями и наконец добралась до двери, толкнув по пути двух греческих богинь с такой силой, что бедняги едва не приземлились на пол.
У двери она на секунду оглянулась — Бенедикта перехватила какая-то пожилая дама с тростью — и, облегченно вздохнув, выбежала из танцевального зала, потом из дома и, завернув за угол, увидела поджидавшую ее карету Пенву-дов, о чем ее и предупреждала миссис Гиббонз.
Вскочив в нее, Софи крикнула вознице:
— Гони!
Кучер взмахнул кнутом, стегнул лошадей, и карета покатила.
Слава Богу, уехала!
Глава 4
"Несколько участников бала-маскарада сообщили автору этих строк, что видели Бенедикта Бриджертона в обществе неизвестной дамы в серебристом платье.
Но как ни старалась автор этих строк, она так и не смогла узнать, кто эта таинственная незнакомка. И если уж автору этих строк не удалось это выяснить, будьте уверены, это не удастся никому".
«Светские новости от леди Уислдаун», 7 июня 1815 года
Она уехала…
Бенедикт стоял на тротуаре перед Бриджертон-Хаусом, озираясь по сторонам. Вся Гросвенор-сквер была запружена каретами. Она могла быть в одной из них. А могла притаиться где-нибудь в сторонке, пережидая поток транспорта, чтобы перейти на другую сторону. А могла быть в одной из тех трех карет, которым удалось выбраться из уличной пробки и свернуть за угол.
Но так или иначе, ее нигде не было видно.
Бенедикт готов был придушить леди Данбери, которая, пригвоздив его ногу к полу своей дурацкой тростью, заставила стоять и слушать ее мнение относительно маскарадных костюмов гостей. К тому времени, как ему удалось освободиться от назойливой старухи, таинственная незнакомка уже скрылась в боковой двери танцевального зала.
А он знал, что встречаться с ним не входило в ее планы.
Бенедикт энергично выругался себе под нос. Ни с одной из девиц, которых сватала ему мать — а их было бессчетное количество, — никогда он не чувствовал такого полного родства душ, как с таинственной незнакомкой в серебристом платье. С самого первого момента, как он ее увидел, точнее, еще до того, как он ее увидел, когда он только почувствовал ее присутствие, в душе возникло радостное, пьянящее чувство, какого он не испытывал уже много лет. Было такое ощущение, будто он совсем юноша, перед которым простирается вся жизнь, полная радостных надежд и счастья.
И в то же время…
Бенедикт снова выругался, на сей раз от сожаления.
И в то же время он даже не знает, какого цвета у нее глаза.
Определенно не карие. В этом он совершенно уверен. Однако в призрачном свете свечей он так и не смог определить, голубые они или зеленые, светло-карие или серые. И это почему-то казалось ему самым ужасным. Это мучило его, не давало покоя.
Говорят, глаза — зеркало души. Если он и в самом деле нашел женщину своей мечты, с которой он наконец-то сможет создать семью и связать свое будущее, значит, он просто обязан знать, какого цвета у нее глаза.
Отыскать ее будет непросто. Всегда трудно отыскать человека, который не желает, чтобы его нашли, а это как раз такой случай.
Ключей к разгадке ее тайны у него практически никаких нет. Несколько оброненных замечаний о том, что она читает сплетни от леди Уислдаун, и…
Взгляд Бенедикта упал на перчатку, которую он по-прежнему сжимал в правой руке. Он совсем забыл о ней, когда мчался вслед за таинственной незнакомкой через весь танцевальный зал. Он поднес ее к носу и вдохнул ее запах, однако, к своему удивлению, обнаружил, что она пахнет не розовой водой и мылом, как таинственная незнакомка, а пылью, словно эта вещица пролежала где-то в сундуке не один десяток лет.
Странно… С чего бы это ей надевать древнюю перчатку?
Бенедикт повертел ее в руке, словно это могло навести его на какую-то мысль, и внезапно в глаза ему бросились крошечные буквы, вышитые у самого края.
«С.Л.Г.». Чьи-то инициалы.
Но чьи они? Ее или нет?
И фамильный герб. Он такого не знает.
А вот мама, пожалуй, может знать. Мама о таких вещах все знает. И есть надежда, что если она узнает герб, то сможет сказать, кому принадлежат инициалы «С.Л.Г.».
Бенедикт почувствовал, как в душе вспыхнула искорка надежды. Он отыщет ее.
Отыщет и сделает своей. Иначе и быть не может.
Всего полчаса потребовалось Софи для того, чтобы вернуть себе прежний, привычный невзрачный облик. Она сняла серебристое платье, блестящие серьги, распустила волосы, аккуратно поставила туфли Араминты, украшенные розочками из фальшивых бриллиантов, обратно в шкаф, а помаду, которой красила губы, отнесла в комнату Розамунд и положила на туалетный столик служанка. После этого целых пять минут массировала лицо, чтобы исчезли следы, оставленные маской.
И вот теперь Софи выглядела точно так же, как всегда, перед тем как лечь в постель — волосы заплетены в косу, на ногах теплые чулки, чтобы не замерзнуть ночью, если будет прохладно.
Жалкая простушка, на которую ни за что не обратишь внимания. Сказочная принцесса исчезла без следа.
И что самое грустное, исчез и ее Прекрасный принц. Бенедикт Бриджертон оказался именно таким, каким его описывала леди Уислдаун: красивым, сильным, изящным. В общем, предел мечтаний любой девушки. Однако ей о нем можно не мечтать. Такие мужчины, как Бенедикт Бриджертон, не женятся на внебрачных дочерях графа и его горничной.
Но весь сегодняшний вечер он принадлежал ей, и этого должно быть достаточно.
Софи взяла маленькую игрушечную собачку, которая была у нее с детства. Она хранила ее все эти годы как напоминание о более счастливых временах. Обычно она стояла у нее на туалетном столике, но сейчас ей почему-то захотелось, чтобы она была поближе. Забравшись под одеяло, Софи свернулась клубочком и прижала к себе собачку.
А потом крепко закрыла глаза и закусила губу, чтобы не расплакаться, но предательские слезы потекли по щекам и закапали на подушку.
Предстояла длинная бессонная ночь.
— Узнаешь?
Сидя в гостиной, милой комнатке в бежево-розовых тонах, Бенедикт Бриджертон протянул матери перчатку — единственную ниточку, соединявшую его с таинственной незнакомкой в серебристом платье.
Вайолет Бриджертон взяла перчатку, внимательно взглянула на герб и уже через секунду изрекла:
— Пенвуд.
— Ты имеешь в виду графа Пенвуда?
Вайолет кивнула.
— Буква "Г" означает Ганнингуорт. Если мне не изменяет память, этот титул недавно ушел из семьи. Граф умер бездетным лет шесть-семь назад, и титул перешел к его дальнему родственнику. Кстати, хочу тебе напомнить, — прибавила она, неодобрительно покачав головой, — что вчера ты забыл потанцевать с Пенелопой Фезерингтон. Хорошо еще, твой брат тебя выручил. Потанцевал с ней вместо тебя.
С трудом подавив раздражение, Бенедикт продолжал разговор на интересующую его тему.
— И кто эта «С.Л.Г.»?
Вайолет подозрительно прищурилась.