Она улыбнулась ему так, словно они были знакомы уже сто лет.
— Даже я знаю, что на балу не учат танцам.
— Что вы подразумеваете под этим «даже я знаю»? — прошептал Бенедикт.
Незнакомка промолчала.
— В таком случае придется мне самому заняться вашим обучением, даже если придется сделать это силой.
— Силой? — переспросила незнакомка.
— Было бы не по-джентльменски не исправить подобного плачевного положения дел.
— Плачевного, говорите? Бенедикт пожал плечами:
— Прекрасная женщина, не умеющая танцевать, — это преступление против природы.
— Если я разрешу вам научить меня танцевать…
— Когда вы разрешите научить вас танцевать, — перебил ее Бенедикт.
— Если я разрешу вам научить меня танцевать, где вы собираетесь проводить урок?
Подняв голову, Бенедикт обвел взглядом танцевальный зал, что при его внушительном росте — а он был самым высоким среди присутствующих — сделать это оказалось ему совсем не трудно.
— Придется удалиться на террасу, — сказал он наконец.
— На террасу? — переспросила незнакомка. — А там не слишком многолюдно? Вечер выдался теплый.
— На хозяйской террасе никого не будет, — заявил он, наклоняясь к ней.
— А откуда в таком случае о ее существовании известно вам? — удивилась незнакомка.
Бенедикт изумленно уставился на нее. Неужели она и в самом деле не знает, кто он такой? Не то чтобы он был такого высокого мнения о своей персоне, чтобы считать, что все в Лондоне обязаны его знать. Но он был Бриджерто-ном, а если человек знаком с одним Бриджертоном, это означало, что он непременно узнает другого. А поскольку не было в Лондоне человека, который ни разу не столкнулся либо с одним, либо с другим Бриджертоном, Бенедикта узнавали повсюду, хотя бы как «Номер два».
— Вы не ответили на мой вопрос, — прервала его размышления таинственная незнакомка.
— Откуда я узнал о хозяйской террасе? — Бенедикт поднес ее руку, затянутую в перчатку из изумительного шелка, к губам и прильнул к ней поцелуем, после чего ответил:
— Скажем, у меня есть свои методы.
Однако незнакомка все никак не могла решиться, и Бенедикт, заметив это, тихонько потянул ее к себе и, когда она оказалась совсем рядом, проговорил:
— Прошу вас, потанцуйте со мной.
Она сделала шаг вперед, и Бенедикт понял: с этого момента жизнь его изменилась навсегда.
Войдя в танцевальный зал, Софи не сразу его увидела, однако почувствовала его присутствие, и когда он появился перед ней, словно Прекрасный принц из детской сказки, она поняла: именно из-за этого мужчины она тайком приехала на бал.
Он был высок и необыкновенно красив — если судить по части лица, не скрытой маской. Его темно-каштановые волосы в мерцающем свете свечей казались слегка рыжеватыми. На губах играла ироническая улыбка.
По-видимому, присутствующие его знали. Софи заметила, что, когда он шел, перед ним расступались, давая ему дорогу. И когда он так откровенно заявил, что она обещала ему танец, что, естественно, было не правдой, остальные мужчины, не сказав ему ни слова, молча отошли.
Он был красив, силен и на сегодняшнюю ночь принадлежал ей.
Когда часы пробьют полночь, она вернется к своей прежней жизни, наполненной изнурительной домашней работой и выполнением всех прихотей Араминты и ее дочерей. Так стоит ли казнить себя за то, что хочется хоть раз в жизни волшебной ночи, полной счастья и любви?
Софи чувствовала себя принцессой — принцессой, способной на безрассудства, — и когда он пригласил ее танцевать, вложила свою руку в его. И хотя она прекрасно понимала, что вся эта ночь — сплошная ложь, что она незаконнорожденная дочь графа — плод его преступной связи с горничной, — что на ней чужое платье, а туфли украдены, все это куда-то улетучилось, когда рука его коснулась ее руки. По крайней мере на несколько часов она может притвориться, что этот молодой человек — ее и что с этого самого мгновения жизнь ее навеки изменится.
Это была всего лишь мечта, но Софи так давно не позволяла себе мечтать…
Презрев всякую осторожность, она позволила ему увести себя из танцевального зала. Он шел быстро, хотя ему и приходилось пробиваться сквозь толпу, и она, смеясь, шла за ним.
— Почему вы постоянно смеетесь надо мной? — спросил он, когда они вышли из зала в холл.
Она снова рассмеялась — просто не могла не рассмеяться — и беспомощно пожала плечами:
— Я счастлива. Я так счастлива здесь!
— Но почему? Для таких, как вы, присутствовать на балу — самое обыденное дело.
Софи усмехнулась. Если он решил, что она представительница великосветского общества, которая
Только тем и занимается, что посещает всевозможные балы и вечера, значит, она в совершенстве играет свою роль. Коснувшись пальцем уголка ее рта, он прошептал:
— Вы по-прежнему улыбаетесь.
— Мне нравится улыбаться.
Обняв ее рукой за талию, он притянул ее к себе. Расстояние между ними по-прежнему оставалось значительным, но от ее близости у него перехватило дыхание.
— А мне нравится смотреть, как вы улыбаетесь, — прошептал он, и что-то в его голосе заставило Софи поверить в то, что он говорит совершенно искренне, что она для него не просто женщина, которую ему вдруг пришло в голову завоевать, а нечто большее.
Однако ответить она не успела. Из холла вдруг донесся недовольный мужской голос:
— Так вот ты где!
Сердце Софи замерло в груди. Все! Конец! Сейчас ее выкинут на улицу, а завтра наверняка отправят в тюрьму за то, что она украла у Араминты туфли и…
В этот момент мужчина подошел к ее таинственному незнакомцу и тем же недовольным голосом продолжал:
— Мама тебя обыскалась. Ты улизнул от Пенелопы, и мне пришлось за тебя отдуваться.
— Мне ужасно жаль, — проговорил джентльмен.
Похоже, его извинение не произвело на разгневанного мужчину никакого впечатления, поскольку он нахмурился еще сильнее и сказал:
— Если ты задумал сбежать с бала, оставив меня на милость этих чертовых дебютанток, я тебе этого никогда не прощу. До самой смерти буду тебе мстить, так и знай!
— Я буду только рад, — усмехнулся ее джентльмен.
— Ладно, можешь меня поблагодарить. Перед Пенелопой я загладил твою вину, — проворчал второй джентльмен. — Тебе повезло, что я оказался рядом. Когда ты отвернулся от бедняжки и пошел прочь, у нее был такой вид, будто от отчаяния у нее разорвется сердце.
К удивлению Софи, ее джентльмен слегка покраснел.
— Существуют вещи, которых, боюсь, не избежать.
Софи перевела взгляд с одного мужчины на другого. Хотя на обоих были полумаски, было очевидно, что они братья. И внезапно Софи осенило: да ведь это же братья Бриджертон! Это наверняка их дом и…
Боже правый, а она-то вела себя как последняя идиотка, спросив, как они попадут на хозяйскую террасу!
Но который из братьев тот, что пригласил ее туда? Бенедикт! Это должен быть Бенедикт. Софи мысленно поблагодарила леди Уислдаун за то, что та целую колонку посвятила описанию братьев Бриджертон. Бенедикт, насколько она помнила, самый высокий из них.
Мужчина, заставивший ее сердце так затрепетать, возвышался на добрый десяток дюймов над своим братом, пристально — Софи внезапно это ощутила — ее разглядывавшим.
— Теперь я понимаю, почему ты сбежал из зала, — заметил Колин («А это наверняка Колин, — лихорадочно подумала Софи, — поскольку Грегори всего четырнадцать, а Энтони женат, следовательно, ему было бы наплевать на то, что Бенедикт сбежал из зала, оставив его на растерзание дебютанток») и, хитро взглянув на Бенедикта, попросил:
— Может, познакомишь меня?
Бенедикт вскинул брови.
— Можешь попытаться сделать это сам, однако сильно сомневаюсь, что у тебя получится. Я до сих пор не знаю ее имени.
— Вы не спрашивали, — не смогла удержаться от замечания Софи.
— А вы бы мне сказали, если бы я спросил?