— По крайней мере, ты подходишь к этому с практической точки зрения. Боюсь, я слишком близко воспринимаю произошедшее.
Раздается стук в дверь, затем я слышу его голос:
— Айла, ты в порядке?
— Черт, это Лиам. Мне пора идти.
— Береги себя, и увидимся. — Зара отключается.
Я отключаю звонок, затем плещу водой себе в лицо.
— Айла? — Его стуки стали более настойчивыми. — Если ты не ответишь, я выломаю дверь.
— Я в порядке. — Я вытираю лицо, бросаю телефон в сумку и направляюсь к двери. Распахиваю ее и обнаруживаю Лиама, стоящего там с хмурым выражением на лице.
Он изучает мои черты.
— Все в порядке?
— А почему не должно? — Я протискиваюсь мимо него в главный салон самолета, затем направляюсь к самому дальнему от него креслу. К моему раздражению, он подходит и садится напротив меня.
— На случай, если ты не заметил, на этом самолете есть много других свободных мест, — фыркаю я.
— Мне это ужасно нравится. — Он откидывается назад и вытягивает ноги так, что они касаются моих.
Я притягиваю ноги к себе и сердито смотрю на него.
Он соединяет кончики пальцев и изучает меня.
— Я завидую тем людям, которые никогда тебя не встречали, — кисло говорю я.
— А ты недостаточно хорошенькая, чтобы быть настолько глупой.
Я таращусь на него, затем плотно сжимаю губы.
— Ты... Ты — подгоревшая пицца на объедках мира.
Он ухмыляется.
— Когда-нибудь ты далеко пойдешь; я просто надеюсь, что ты останешься там, куда доберешься.
Что за...
— Не могу поверить, что ты был тем сперматозоидом, который победил, — огрызаюсь я.
— Похоже, что проблема в тебе, — растягивает он слова.
Я хмурюсь.
— Надейся, потому что ты отстой.
Он смеется спонтанным, утробным смехом, который вырывается откуда-то из глубины души. Это так горячо, такой сексуальный звук; у меня поджимаются пальцы на ногах, а в животе происходит сальто. Жар разливается по моим венам, и я не могу оторвать взгляда от его черт. Что-то меняется в воздухе, и его смех затихает. Он смотрит на меня, затем наклоняется вперед. Напряжение между нами, кажется, усиливается.
— Я бы согласился с тобой, но тогда мы оба были бы неправы, — говорит он тихим голосом.
Жар под моей кожей, кажется, становится еще сильнее. Дрожь пробегает у меня по спине. Я облизываю губы, и его взгляд опускается на мой рот. Он сжимает челюсть, и на виске у него бьется пульс. Он смотрит на меня так, словно я лакомый кусочек, который ему не терпится съесть.
Я заставляю клетки своего мозга включиться, формировать необходимые слова, послать импульсы своему языку, чтобы он подчинялся их указаниям.
— Возможно, именно из-за тебя в первую очередь и был изобретен средний палец, — шепчу я.
Его губы изгибаются. Ямочка на его подбородке становится глубже. Он протягивает руку и проводит костяшками пальцев по моей ладони.
— Ты самая красивая женщина, которую я когда-либо встречал. — Его теплый голос течет по моим венам, как мед.
Я крепко сжимаю веки.
— Ты же не имеешь это в виду.
— Ты можешь доверять мне, Айла.
Я резко открываю веки.
— Извини?
— Что бы ты ни скрывала, ты можешь сказать мне. Я не буду тебя осуждать.
Я вглядываюсь в его черты, но нахожу там только сочувствие. Его прикосновение ко мне обжигает, как будто кто-то провел сверлом по моей руке. Мой желудок сжимается, и что-то внутри побуждает меня признаться во всем. Скажи ему, что это отличная возможность. Просто покончи с этим. Я открываю рот, но с языка срывается только:
— Ты уже навел обо мне справки, так что тебе все известно.
Он наклоняет голову, и на его лице мелькает выражение разочарования, прежде чем он стирает его.
— Я знаю основные факты твоей жизни. Чего я не знаю, так это шрамов, которые ты носишь внутри. Я хочу, чтобы ты поделилась со мной своими страхами, своими надеждами, своими мечтами, Айла. Что заставляет тебя вставать с постели по утрам? Что заставляет тебя постоянно отстраняться, несмотря на то, что я тебя так привлекаю? Ты можешь рассказать мне.
15
Ее подбородок дрожит. Ее взгляд расширяется. Напряжение скручивается внутри нее до тех пор, пока каждая линия и изгиб ее тела, кажется, не вибрирует вместе с нарастающим недовольством. Затем она выпячивает подбородок и говорит:
— Хорошая попытка, но я на это не куплюсь. То, что у нас есть, — это деловая сделка; я предлагаю придерживаться этого.
— Некоторое время назад мы перешли сугубо личные границы, милая.
Она поджимает губы.
— Не обманывай себя. Только потому, что ты поцеловал меня...
— Ты поцеловала меня в ответ.
— Это ничего не значит.
Я щиплю ее за подбородок, чтобы у нее не было другого выбора, кроме как встретиться со мной взглядом.
— Посмотри мне в глаза и скажи, что ты ничего ко мне не чувствуешь.
Она сглатывает.
Я выдерживаю ее пристальный взгляд еще несколько секунд.
— Именно так я и думал... Что бы тебя ни беспокоило, я собираюсь вытянуть это из тебя. Обещаю.
Она склоняет голову набок и выглядывает в окно.
— Похоже, мы вот-вот приземлимся.
Из динамиков доносится голос капитана, подтверждающий ее догадки.
Мы молча пристегиваемся ремнями безопасности, и после того, как мы приземляемся, я веду ее к ожидающей машине, которая отвозит нас в мое поместье. Несколько минут мы едем молча, потом она спрашивает:
— Так ты сказал, этот остров недалеко от Венеции?
— Это в двадцати минутах езды на лодке.
Она бросает взгляд на сверкающий песок и волны, когда мы проходим мимо пляжа. Вдалеке видны шпили церкви Святого Марка, венецианской достопримечательности. Сама Венеция переполнена туристами, но то место, где мы находимся, — это оазис, окруженный открытой лагуной и дикими болотами. Вдоль дороги растут деревья, а по обеим сторонам в изобилии растут полевые цветы. Павлин прогуливается по обочине дороги, его великолепные синие и зеленые перья волочатся за ним.
Она садится прямо и указывает на это.
— Это что... это...
— Павлин, да.
— И он бродит в дикой природе?
— Как и более сотни других различных видов животных и насекомых на острове.
— Надеюсь, среди них нет хищников. — Она нервно смеется.
Единственный хищник, которого тебе нужно бояться, — это тот, кто сидит рядом с тобой.
Когда я не отвечаю, она поворачивается ко мне и спрашивает:
— Что ты сказал?
— Что тебе не о чем беспокоиться. Дикая природа на этом острове не опасна.
Она пристально смотрит на меня из-под тяжелых век, затем возвращается к своему изучению окружающей нас обстановки. Несколько секунд она ничего не говорит.
— Это великолепное место, — наконец вздыхает она. — Кому, ты говоришь, он принадлежит?
Когда я не отвечаю, она поворачивается ко мне лицом. Она внимательно изучает мои черты, и ее взгляд расширяется.