Его большие руки нежно обхватили ее бедра.
– Трина? Что не так?
Она покачала головой.
– Я не могу этого сделать. Просто не могу, Наварро.
Его руки напряглись.
– Так для тебя это лишь секс? Сможешь утверждать, что, когда мы касаемся друг друга, ты не чувствуешь чего-то более глубокого? Скажи мне правду.
Трина отошла от него, мгновенно теряя тепло рук Наварро, лежавших поверх тонкого халата на ее бедрах. Она развернулась лишь тогда, когда их с мужчиной стала разделять уже добрая половина комнаты, и встретила его взгляд.
– Ты хочешь правду?
Он выглядел мрачным.
– Да. Мне действительно нужна правда. Безо всякого дерьма. Помнишь наше правило? Никакой лжи.
– Это не было правилом. Единственное правило, к которому мы пришли: «Никакой одежды в спальне».
Наварро медленно улыбнулся.
– Хорошо. Это было полезным правилом. Не хочешь пойти ко мне домой в спальню для окончания данного разговора?
Трина улыбнулась в ответ. Он мог заставить ее улыбаться, и она ненавидела это. Ее улыбка пропала.
– Для меня это было больше, чем просто секс, и я начинала слишком сильно привязываться к тебе. Я чертовски быстро поняла это и постоянно напоминала себе, что для тебя это лишь секс. Так я могла попытаться защитить себе от боли, когда ты бы покинул меня по истечению нашего контракта.
– Но это не просто секс для меня, детка, – Наварро шагнул к ней, и Трина вскинула руку, останавливая его ладонью.
– Стой. Я не просто так держу между нами дистанцию.
Он нахмурился и отступил.
– Что за причина, по которой я должен быть так далеко от тебя?
– Я не могу думать, когда ты рядом, а сейчас мне это просто необходимо. Мне было больно не зависимо от того, что я пыталась себя защитить. Больно, когда здесь появился Райдер и заявил, что берет на себя работу по моему траханью, и что единственной причиной, по которой ты касался меня, было спасение твоего ранчо. Я не ожидала, что ты влюбишься в меня или что-то подобное, но все же верила, что, касаясь меня, ты действительно хотел этого. Я чувствовала себя так, будто все, что мы делали вместе, было лишь простым актом, это сделало все каким-то уродливым и грязным.
На лице Наварро проступил гнев.
– Это не так, и, черт побери все это, ты знаешь, как сильно я хотел тебя каждый чертов раз, когда к тебе прикасался. Я не просто совершал акт. Ты не можешь по-настоящему верить сейчас во все это дерьмо, верно?
– Я не хочу. Готовилась поговорить с тобой в баре, но ты был так чертовски холоден, что это причиняло боль. Ты унизил меня своими комментариями. Я знаю, что никто кроме меня этого не понял, но это действительно было больно. А потом появилась твоя бывшая подружка, и... – Трина помедлила. – Это очень болезненно. Не имею на это право, но, Боже, меня буквально раздирало на куски от того, что я видела вас вместе. Ревновала, когда она прикасалась к тебе, и... это разрывало меня. Однако я все еще чувствую это.
Наварро смотрел в пол, а Трина пристально изучала мужчину. Его лицо было немного бледным, и он покусывал нижнюю губу. Наварро поднял взгляд, и она заметила вину, которую излучали его глаза. Та была настолько ощутимой, что женщина с легкостью прочитала ее. Сердце изнутри будто бы пронзил нож. Трина закрыла глаза, отвернувшись от Наварро, и горячие слезы обожгли ее веки.
– Я так понимаю, ты вернулся к ней? – голос Трины был слишком слабым, поэтому она сомневалась, что мужчина услышит ее.
– Нет, – твердо ответил мужчина.
Она открыла глаза, изучая черты лица Наварро, старательно пытаясь оценить его пристальный взгляд, чтобы увидеть был ли мужчина честен с ней или нет. Он не отвел своих глаз.
– Мы не вместе. Да, она была со мной в городе сегодня, но не потому, что ее приглашали, или я хотел поужинать с ней. Тэмми просто увидела нас и села за наш столик.
Трина отчаянно хотела ему верить.
– Но ты спал с ней на днях, верно? – потребовалось собрать каждую каплю своего мужества, чтобы задать этот вопрос, сознавая, что ответ Наварро может разорвать ее на части сотней различных способов.
Мужчина пристально смотрел на нее.
– Она поцеловала меня, но больше ничего не было. Я думал переспать с ней, чтобы отомстить тебе, тогда все было бы по-честному. Но хотел только тебя, не зависимо от терзавших меня гнева и боли, когда думал, что ты солгала мне. Я никак не мог соотнести в своем воображении ее прикосновения с твоими, поэтому ушел домой один.
Ее охватило отчаяние от надежды, что он говорит правду, а затем Трина почувствовала отвращение к самой себе от столь сильного желание довериться Наварро. Она глубоко вздохнула, пытаясь обуздать свои эмоции. Ей было больно, и Трина не хотела повторения. Она все еще не оправилась от пережитых страданий.