– Жени! – не успела далеко отойти от дома, как ее окликнули. Завертела головой, а это, оказывается, Бодуен проезжал мимо в своих магсанях, ее приятель и одногруппник. – Прыгай ко мне, – услужливо открыл для нее дверцу. – Знаю, что до академии рукой подать, но раз уж встретились…
– Привет, Бо! А я хотела нос немного поморозить, – легким перышком залетела она в сани и по их заведенному с первого курса ритуалу поцеловала друга в щеку. – Как дела у тебя дома?
– Намекаешь на новости, опубликованные во вчерашней вечерней газете? Жуть! Я вчера, сама знаешь, во сколько домой заявился, а там, как оказалось, никто спать и не собирался ложиться. Это в моей-то семье, где распорядок дня поставлен во главу угла. Представь себе такое! – сделал он большие глаза.
Получилось очень выразительно, отчего его подружка захихикала в пушистый воротник шубки. И понятно отчего. Так как они, глаза то есть, у парня были и так крупными, яркими, оттого что черные, и очень похожи на очи лесного оленя. А теперь олень тот, похоже, пребывал в полном смятении, удивлении и расстройстве.
– Не представляю, – подыграла ему Женевьева и тоже изобразила озабоченность темой. – Чтобы в семье министра здравоохранения и вовремя, то есть по строгому распорядку, и спать не легли?!
– О, да! А переполох учинили сестры. Только вот странно, что маман наша пошла у них на поводу.
– Почему же?! Очень даже сей факт мне понятен! Девушки-то на выданье!
– Это что? Ты сейчас намекаешь на что? – ни с того, ни с сего обеспокоился ее приятель. – Хочешь сказать, что если девице стукнуло восемнадцать, то в ней, как бы, открывается программа на создание семьи?
– Странное выражение. Хотя, тебе, Бо, подходит. С твоей-то замороченной на технике головой… – прищурилась на него девушка. – Другой бы кто сказал про гормоны, еще-кто-то про романтический возраст, а ты…
– Постой! – развернулся он весь в ее сторону, что даже на несколько секунд отвлекся от управления санями. – А ты-то?! Тебе, милочка, тоже ведь это…стукнуло уже…
– Фу! Невоспитанность! Кто даме о таком напоминает?
– Но ведь я прав, Жени. Тебе же двадцать, и мы ровесники! И как оно? Эти, гормоны?..
– Молчат, Бодуен, молчат, – рассмеялась она и толкнула его кулачком в плечо.
Ожидалось, что парень стал бы хохотать вместе с ней, а он, отчего-то, просто хмыкнул и потом еще призадумался. Но это девушку нисколько не удивило, ее друг вообще часто был задумчивым. Еще бы ему не погружаться глубоко в себя, если заслуженно считался первым изобретателем академического студенческого общества. Ведь без полного отрешения от действительности, порой, в мыслительном процессе никак было не обойтись. Она это точно знала. Кстати, именно Женевьева ли Сонсерт занимала второе почетное место среди светлых умов академии, то есть шла сразу за признанным Бодуеном. А вместе они, и еще трое их друзей, считались сплоченной шайкой недисциплинированных студентов. И если бы ни этот факт, то проблем с учебой нисколько бы не наблюдалось, голова не болела бы о зачетах и сессии. Если бы не штрафные баллы. А они валились на их пятерку с досадным постоянством. И порой, как считали молодые люди, вовсе незаслуженно.
– Эй! А ты знаешь, чье лицо в газете красуется на первом месте? – вспомнила тут Женевьева хмурый взгляд на нее с того самого фото, отчего даже чуть подскочила на месте. – Не знаешь?!
– Откуда? Помнишь, тебя сначала вчера проводили, потом только мы с ребятами разошлись в разные стороны. К себе попал уже за полночь. Я завалился домой, там галдеж и светопреставление, сделал ноги к себе в комнату сразу же, как сестра Амалия кинулась в прихожую с воплями: «Братец, посмотри, какие женихи заявлены в этом сезоне!» А что это ты делаешь такие хитрые глаза, Жени? Мне отчего-то даже не по себе сделалось, честное слово. Надеюсь, моей фотографии там не было?..
– Шутишь? Твое фото и на первом месте?! Пф!
– Что еще за «пф»?! Тебя послушать, так я никак не могу считаться престижным женихом, что ли?