— Господи, — говорю я. — Ава ты в порядке?
Я пытаюсь повернуться и кладу ей руку на лоб. Она такая горячая и влажная, ее глаза дикие, она резко дышит.
Все внутри меня застывает, на меня накатывает паника, мне страшно. Но я отталкиваю ее. Надо действовать.
— Что такое? — кричит Стеф мне на ухо, Брэм тут же выключает радио и прижимается к обочине.
— Я не знаю, — мой голос дрожит. Я убираю волосы Авы с лица, и как только мы останавливаемся, Брэм включает в машине свет.
Теперь я все вижу и я в ужасе. Рвота покрывает переднюю часть ее платья, сама она бледная как мел. Она еле держит голову, а когда смотрит на меня, такое чувство, будто она меня не узнает.
Не думаю, что когда-либо мне было так страшно.
— Мамочка? — наконец говорит она, ее дыхание странное.
Я хватаю ее руку и сжимаю.
— Все хорошо, мой ангел, мамочка здесь.
— У тебя есть врач? — спрашивает Брэм. — Или нам надо в больницу?
Я не хочу признаваться прямо сейчас, что у меня нет страховки.
— Сейчас попробую позвонить доктору, — говорю я, пытаясь найти в сумке телефон, но у меня так дрожат руки, что я роняю его.
Стеф поднимает его и говорит.
— Давай отвезем ее в отделение экстренной медицинской помощи.
Я качаю головой.
— Нет. Просто…
Но я знаю, если я попытаюсь позвонить врачу, он не ответит. У меня нет его домашнего, а клиника уже закрыта.
— Никола, все в порядке, — говорит Стеф, сжимая мою ногу. — Давай отвезем ее в больницу. На всякий случай. Это может быть аллергия.
— У нее ни на что нет аллергии.
— Но она ведь может появиться совсем неожиданно, когда ты ребенок, разве нет?
— Верно, — говорит Брэм, и я, наконец, смотрю на него. Он пытается вести себя как обычно, но я вижу беспокойство на его лице. — Когда я был ребенком, у меня ни с того ни с сего появилась аллергия на клубнику. Меня стошнило на глазах у всего класса, и на глазах миссис Хавершман, в которую я тогда был безумно влюблен.
Я даже не могу улыбнуться на это признание. Я просто киваю, зная, что я должна делать то, что будет лучше для Авы, даже если это будет стоить безумных денег.
— Поехали, — говорю я ему. — В любую больницу, все равно куда. Куда там ближе.
Он кивает, и мы несемся вниз по улице, Брэм ведет машину словно маньяк, или он просто пытается повторить сцену из Пули (прим. пер. фильм 1996 г. с Микки Рурком в главной роли)? Мне все равно. Я слушаю дыхание Авы, пытаюсь ее успокоить, даже если сама я себя спокойной не чувствую.
Вскоре мы подъезжаем к отделению экстренной помощи, и я вылетаю из машины, чтобы отстегнуть Аву. Я беру ее на руки и бегу в больницу. Аромат спирта и крови заполняет мой нос. Неожиданно деньги, это последнее, о чем я думаю. Все, чего я хочу, увидеть доктора и как можно скорее. На уме куча разных версий, одна хуже другой.
Что с ней не так? Я сделала что-то не так? Она умрет? С ней все будет хорошо? Что я могла сделать, чтобы этого избежать?
Мне так хочется, чтоб здесь был Фил.
Я не часто об этом думаю. Но он был с нами в первый год ее жизни, и так трудно забыть, что кто-то заботится он ней так же, как я. Опять же, если бы он так заботился о ней, он бы никогда не ушел. Иногда я думаю, что было бы лучше, если бы он уехал сразу же, как узнал, что я беременна, вместо того, что оставаться на год. У него был шанс узнать ее – как он мог не влюбиться в нее, так как я? Я понимаю, почему он оставил меня. Я не обращала на него внимания, стала заботливой, одержимой мамашей, которой клялась никогда не быть. Но как, черт возьми, он мог оставить ее?
Я проглатываю комок в горле, острые, как бритва воспоминания, могут меня погубить. Я должна быть сильной. Всегда такой чертовски сильной.
Поскольку народу много, проходит, кажется, вечность, пока мы ждем врача. Стеф постоянно кричит на регистратора, Брэм с Астрид, видимо, бродят где-то поблизости, хотя, мне нет дела ни до чего, кроме дочурки в моих руках. У Авы по-прежнему проблемы с дыханием, и только когда ее снова тошнит, медсестра уводит нас прочь от стонущих, перевязанных, больных людей в зале ожидания.
Все происходит словно в тумане. Приходит врач, но я слышу лишь стук своего сердца, а не его имя. Его лицо, словно размытое пятно. Стеф держит меня за руку, но я чувствую лишь мою маленькую Аву.
Он кладет Аву на кровать и осматривает ее. Берет кровь. Задает вопросы.
— Что она ела?
Стеф говорит, что макароны с сыром, и я добавляю, что обычно у нее на них нет никакой реакции.
— Что она пила?
Я говорю, что давала ей апельсиновый сок с водой.