— Отлично, — сухо говорит он. — Во всяком случае, для тебя она под запретом. Она через многое прошла. Ей не нужен мой брат засранец, который еще больше испоганит ее жизнь.
— Засранец?
— Да, Брэм, — устало отвечает он. — Послушай, мне пора.
Он вешает трубку, и я матерюсь на телефон.
Я могу сделать только одно.
Вскоре я паркуюсь в гараже недалеко от Юнион-Сквер и иду пару кварталов пешком в самое сердце паршивого райончика Тендерлойн.
Кроме хороших музыкальных площадок, район просто кишит психами. Днем здесь не так уж и плохо. Я имею в виду, это не мило, но просто люди уж очень раздражают вас постоянным попрошайничеством, хоть они совсем не опасны. Если бы я был родителями Никола, да даже другом, я бы не хотел, чтоб она жила здесь. Думая о куче долбоебов, слоняющихся вокруг ее дома по ночам, я начинаю странно злиться.
К тому времени, как я дохожу до ее дома, восемь разных человек попросили у меня мелочь, а пробегавший мимо чувак с оторванным парковочным счетчиком сказал, что я «пахну словно хрустящий тост». Не уверен, что я пахну как тост, но сегодня жарковато. Меня предупреждали, что в Сан-Франциско временам года не ведомы правила и законы.
Я снимаю пиджак, провожу рукой по волосам, пытаясь выглядеть респектабельно, и набираю на домофоне номер квартиры, который запомнил вчера ночью. Да, немного по-сталкерски, я знаю
— Кто там? — я слышу ее голос через трескучий домофон.
— Никола, это Брэм.
Снова треск. Молчание. Может, она повесила трубку?
— Из прошлой ночи, — продолжаю я. — И не только.
— Э-э, привет…
— Могу я войти?
Я слышу голос Стеф на заднем фоне.
— Кто это?
— Скажи ей, это ее деверь! — ору я, а затем меня отключают.
Я смотрю на дверь, интересно, послали меня или нет, и тут гудит домофон, я поднимаюсь наверх.
Самое забавное в Николе, те немногие вещи, которые я о ней знаю, это то, что она не должна жить в подобном месте – решетки на дверях, плесень на стенах, пятна на ковролине – это не для нее. Может быть, здесь могли бы жить хипстеры, или Джеймс с Пенни, другие неформальные друзья Линдена, которые бы назвали этот тип жизни «реальным». Но Никола слишком чопорная и правильная для этого места, должно быть она родилась во дворце. Судя по тому, как она рыдала и рассказывала все в моей машине, у меня чувство, что так и было.
Только я хочу постучать в дверь, она открывается, и Стефани смотрит на меня, подозрительно скривив губы.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она, загораживая вход.
— А ты кто, ее сторожевой пес?
— Ну, иногда я бываю сучкой, — говорит она. — Гав, гав.
— Могу я войти?
Она качает головой, ее серьги с черепами бренчат.
— Зачем?
— Хочу знать, все ли у них в порядке.
Она тут же нахмурилась.
— У них все будет в порядке, — говорит она спокойным тоном. — Извини, Брэм, не привыкла, что тебе есть до кого-то дело.
Полагаю, я это заслужил.
— Могу я поговорить с Николой? Наедине?
Стеф вздрагивает.
— Что?
Я смотрю за нее и вижу Николу. Она выглядит дерьмово. Волосы грязные, убраны назад, лицо желтоватого цвета, глаза опухшие и красные. Кроме печали на ее лице, я не могу больше ничего увидеть, счастлива ли она меня видеть, разозлилась или ей все равно. Держу пари, последний вариант.
— Привет, — говорю я ей. — Просто хотел проверить как вы. Ты не позвонила, — добавляю я.
Стеф смотрит то на меня, то на нее.
— Он дал тебе свой номер?
— Визитку, вообще-то, — иронично замечает Никола.
Стеф скрещивает руки на груди, и я изо всех сил стараюсь не смотреть на ее декольте. Черт, а Линден счастливчик. Хорошо, что я думаю о ней, как о матери.
— Что я тебе говорила? — шипит ей Стеф.
Я поднимаю бровь.
— Что ты ей сказала?
— Ничего, — быстро говорит она, смотря мне через плечо. Она словно наседка с зубами вместо клюва. — Я слежу за тобой, — говорит она мне.
Я развожу руки в стороны.
— Смотри сколько хочешь, детка. Я к этому привык.
Никола издает небольшой вздох.
— Все нормально. Брэм, ты можешь зайти. Только будь потише, Ава спит.
Победа! Я вхожу внутрь и быстро осматриваюсь. Выглядит словно коттедж модной бабули. Той, которая везде раскладывает салфетки с оборками и рюшами, но любит слушать Rolling Stones на виниле, чтобы вспомнить те дни, когда она еще отплясывала под них.
Никола идет на маленькую кухню, там куча ярких чашек и тарелок.
— Хочешь кофе? Или чай?
Должен ли я признаться, что предпочитаю чай кофе? Черт!
— Чашку чая, если можно. У тебя есть цейлонский или Эрл Грей? Сливки?
Не могу видеть ее лицо, но знаю, что она не слишком впечатлена.