Хейвуд из Западной федерации горняков является беспрекословным последователем Маркса настолько, насколько она держится теории классовой борьбы и теории прибавочной стоимости. Но как все ему подобные он придаёт больше значения промышленной, а не политической борьбе — даже больше, чем европейские марксисты. Отчасти это объяснимо американской конъюнктурой, при которой без пяти минут американцам нечего надеяться на избирательное право. Недаром Четвёртая конвенция ИРМ пересмотрела свою вводную часть, выпячивая меры именно неполитической борьбы:
«Рабочий класс не имеет ничего общего с классом правящим. Не может идти и речи о классовом мире, пока голод и нищета душит миллионы трудящихся людей, а горстка нанимателей пользуется всем, чем прекрасна жизнь. Противостояние между двумя классами должно прекратиться только тогда, когда рабочие всего мира организуются как класс, завладеют землёй и технологией производства, отменят окладную систему… Вместо устаревшего лозунга: „Хорошая плата за хороший труд“ нам следует избрать своим паролем: „Долой оклад“».
Многие стачки не обошлись без организации или поощрения ИРМ-щиков или Западной федерации горняков. Эти стачки показывают классовую борьбу в наиболее страшной форме, превосходящей классовую борьбу Старого света. Противоборствующие стороны никогда не медлили с применением силы. Работодатели держали свои дружины, могли обращаться к народным ополченцам, а, когда совсем туго, то и к армии США. Синдикалистское отождествление государства с капиталистическим институтом особенно справедливо в отношении Америки. Федеральное правительство назначало Комиссию по производственным отношениям, которая в своём отчёте за 1915 год вывела на свет то, что в Великобритании невозможно и представить. Согласно выводам Комиссии, «сильнейшие беспорядки и вспышки насилия в связи с производственными разногласиями обусловлены нарушением того, что считается основополагающими правами, также от растления правительственных институтов». Среди последнего упоминается прислуживание правосудия военным, предоставление губернаторам права казнить и миловать, использования вооружённых сил государства против бастующих. В 1914 году колорадский Ладлоу всколыхнула битва между горняками и ополченцами, заживо сожжено множество женщин и детей. Можно привести и другие трагедии, однако для демонстрации уникальности классового антагонизма в США сказанного будет достаточно. Боюсь, можно допустить, что такая ситуация сохранится до тех пор, пока большинство трудящихся не перестанут составлять свежеприбывшие иммигранты. Рано или поздно эта проблема снимется, и тогда рабочий класс смягчится, найдёт своё место в обществе. Тогда и само рабочее движение Америки примет европейский вид.
Тем временем, меняя форму, но не мотивацию, заокеанское производственнопрофсоюзное движение мощно влияло на Великобританию, будучи ещё усиленным заламаншным синдикализмом. Очевидно, что выбор в пользу профсоюзов производственного, а не цехового масштаба абсолютно необходим, если в изменении экономической системы общества отводить им бóльшую, чем политикам, роль. Цеховой профсоюз не способен объединить людей против их врага, а производственный — способен. Само по себе английское профсоюзное движение далеко от производственного, хотя в некоторых отраслях, например, в железнодорожном транспорте, очень много сделано в нужном направлении. Замечательно, что британские железнодорожники особенно сочувствуют революционному и производственному профсоюзным движениям.
В рафинированный синдикализм обратить Британию всё же не удалось: не переваривает наш менталитет излишней революционности и анархичности. Иное дело, если в слегка преобразованном виде гильдейского социализма, выведенного из идей ИРМ и ВКТ. Это движение ещё в зародышевом состоянии и не обзавелось огромным влиянием, однако пользуется уже искусной защитой молодёжного кружка, заручается кой-каким успехом у идеологов рабочего движения. За время войны мощь государства значительно возросла, не позволяя ждать от неё чего-либо путного, поэтому гильдеисты стремятся к производственной автономии с последующим ослаблением, но не устранением государства. На мой взгляд, такая система — лучшее из всего предложенного, единственный вариант обеспечить свободу без дамоклова меча в неконтролируемого насилия при анархии.
Первая же брошюра «Лига национальных гильдий» провозгласила важнейшие принципы такой Лиги. Каждой фабрике причитается контроль за средствами и технологией своего производства посредством выборных руководителей. Фабрикам одной отрасли следует объединиться на федеральных началах в национальные гильдии, которые будут заботиться о сбыте товара и общих интересах своей отрасли. «Средства производства отводятся государству как доверительному собственнику общества. Управлять ими будут нацгильдии, тоже в качестве доверительного собственника общества, также брать средства труда у государства под лизинг. Всяческие интересы нацгильдий, выходящие за пределы общественных интересов, окажутся нарушением общественного доверия и потребуют подчинения приговору суда, представляющего как всех производителей, так и всех потребителей. Подобная комиссия станет высшей инстанцией, верховным производственным судом. Так удастся урегулировать не только лишь гильдейское налогообложение, но также и цены, оба из которых должны постоянно меняться». Каждая нацгильдия будет вольна распределять прибыль по своему усмотрению между всеми, кто задействован в её отрасли. «Распределение гильдейской прибыли среди её членов представляется личным делом каждой нацгильдии. Примут ли все они принцип равной платы каждому работнику, большой вопрос». Гильдейский социализм заимствует у синдикалистов неприятие государства в качестве работодателя: «Как работодатели государство и муниципалитет не слишком отличаются от частного капиталиста». Государство по своим потребностям похоже на потребителя, в то время как гильдеисты пытаются стоять на стороне производителей. Поэтому парламент не будет сильнее Конгресса национальных гильдий — всего лишь первый орган будет представлять интересы потребителей, а второй — производителей. Над обоими органами будет стоять комиссия из членов парламента и Конгресса, отстаивающая интересы и потребителей, и производителей. Традиционный социализм у гильдеистов представляет собой ограниченно потребительский, а синдикализм — ограниченно производительский взгляды. «Проблема в том, как помирить эти две точки зрения, на разрешение которой предложена идея нацгильдий. У синдикалистов вся власть должна принадлежать производственным организациям, у коллективистов — территориальным или политическим организациям потребителей. Оба подхода уязвимы для одинаковой критики: нельзя помирить две точки зрения, игнорируя одну из них». Хотя гильдеизм претендует на исправление двух равно оправданных позиций, свою жизненную силу он заимствует у синдикализма. Подобно последнему, он желает не только получше наградить труд, а и закрепить данное, как и другие, достижение посредством повышения интересности и демократичности труда.
Ведь капитализм извратил труд, сделав его полностью механическим, бездушным и безрадостным. Но заменить лишь наживу одному человеку служением в пользу нацгильдии, погоню за объёмами продаж — ответственной работой, подавляющее величие государства и акционерного общества — самоуправлением и децентрализацией, и снова наслаждение трудом станет возможным, а качеством работы можно будет гордиться наравне с количеством. Здесь доля средневекового лицемерия, «радостей трудов», которое всё же лучше смирения с капитализмом и коллективизмом, по которым труд всегда зло, в лучшем случае окупаемое более длительным и богатым досугом, лизоблюдством властей.
Как бы ни выглядела воплотимость синдикальных проектов, нельзя сомневаться, что они много сделали для реанимации рабочего движения и возвращения друзей труда из воздушных замков в по-настоящему насущные вопросы. Человек для синдикалистов — производитель, а не потребитель. Они наиболее озабочены свободой в труде, а не повышением материального благополучия. Они направили поиски в русло свободы, которое слегка засорилось при засилье социалистов в парламенте; напомнили о потребности нашего общества не в переливании из пустого в порожнее, не в мелких улучшениях по милости власть имущих, а в коренном переустройстве, уничтожении всех источников угнетения, высвобождении созидательной энергии человека, в полностью новом способе планирования и регулирования производства вместе со всей экономикой. Эта заслуга столь велика, что незначительные изъяны течения не вредят возрождению могущества синдикализма, даже нокаутированного войной.