Цымбал присел на осыпанную белыми лепестками ветхую скамеечку под старой кривой яблоней, свернул цигарку, закурил. Он был и раздосадован и обрадован тем, что в домике тихо, что Маргарита спит. Надо бы, конечно, поговорить с ней, разобраться в происшедшем, извиниться, быть может, за сказанные грубости- никогда не следует грубить женщине, даже если она и заслужила это своим поведением. А особенно не следует грубить в такое, военное время, когда редкая женщина не носит в себе скрытого горя. Грубить не надо, нет. Но где же взять хорошие слова для объяснения, если ты тоже в таком состоянии, когда тебе самому необходимо хорошее слово?
Так же однотонно, как будильник в комнате, за деревней гудели машины. Цымбал непроизвольно прислушивался к их работе, каждая перемена ритма в моторах заставляла его настораживаться, видеть мысленно то подъем, то ложбину в поле, то сорвавшийся с прицепа плуг или неровно искрящее магнето. За оврагом - можно было подумать, что там пикирует "мессершмитт",- трактор начал выть так густо, тревожно и прерывисто, будто собрался вот-вот взорваться, "Двойка", наверно, которую опять до одышки загоняли Ползунков с Казанковым.
Надо было бежать туда. Цымбал шевельнулся, чтобы подняться со скамьи, но его остановил раздраженный голос:
- Почему ты мешаешь людям спать? Что тебе здесь надо?
Возле окна стояла Маргарита Николаевиа, в том же стареньком жакете, что и днем, но гладко причесанная, аккуратная. В комнате позади было по-предрассветному темно. На этом темном фоне отчетливо белело ее лицо, сливаясь с белизной воротничка легкой блузки. Глаза казались черными, и смотрели они неизвестно куда.
- Я не хожу, я сидел,- ответил Цымбал смущенно.- Я тихо. Прости, если разбудил, но ты ведь, кажется, и не ложилась...
- Это тебя не касается, и твои догадки мне абсолютно безразличны.
- Но мне они не безразличны.- Цымбал подошел к окну.- Если все это из-за меня, я должен...
- Ничего ты не должен,- оборвала Маргарита Николаевна. - Ты уже с лихвой отдал мне долг. Уйди, пожалуйста, слышишь?
- Какой долг? О чем ты говоришь?
Цымбал придвинулся еще ближе к окну.
- О чем? Об очень простом. О моем "будем друзьями".- Она засмеялась, но совсем невесело...- Ты пошел еще дальше меня. Не только дружбы, даже уважения у тебя ко мне...
- Маргарита! Ну что ты, честное слово!
Неужели она все еще помнит тот вечер в сельской больнице, когда по мокрым от дождя окнам стучали черные ветви жимолости, неужели помнит нерадостный разговор и неужели же тот случай возле больничной постели до сих пор сохранил для нее хоть какое-то значение?
- Что ты, Маргарита! - повторил он. - Ты же взрослый человек. Это же смешно, подозревать меня...
- А мне не смешно, - перебила она.
За Никольским, за большим селом левее Славска, точно в дверь, которую требовали отворить, ударили тяжелые кулаки. На развилке дорог возле кирпичного завода, там, где серый шлагбаум контрольно-пропускного пункта перегораживал дорогу, громыхнули четыре разрыва. Снова удары кулаками, и снова разрывы.
- А мне не смешно, - повторила Маргарита Николаевна, прислушиваясь к канонаде. - Уйди лучше, Виктор. Ты никогда, никогда ничего не поймешь.
Она опустилась на что-то невидимое Цымбалу - на стул или на сундучок, - уперла локти в колени и на сцепленные в пальцах кисти рук положила подбородок. Лицо ее было вровень с подоконником, в зрачках темных глаз Цымбал увидел вспыхивающие и гаснущие отблески далеких ракет.
- Нет, не уйду, - ответил он. - Мы должны все выяснить. Выяснено достаточно: и твоим поведением, и твоим отношением ко мне. Ну, не стой же под окном, как мальчишка! Это глупо. - Она медленно прикрыла оконные створки.
На деревне снова протяжно и звонко запел одинокий петух.
Глава пятая
В июне, после холодных и ветреных долгих дней, прошумели теплые дожди. На лугах поднялись густые веселые травы, поля зеленели овсами и горохами, метельчатой ботвой моркови, лопушистым капустным листом.
Каждое утро, захватив с собой косу и объемистые прутяные корзины, Варенька Зайцева вместе с тезкой своей, скотницей Варварой Топорковой, ходила в луга за травой. Откормив и поправив коровенок, собранных по всему району, Варенька занялась разведением кроликов - тем любимым делом, которое отлично было поставлено ею когда-то в колхозе "Расцвет".
Новая ферма возникла неожиданно. Бровкин и Козырев, отработав в тракторной бригаде на посевной, перед тем как вернуться в дивизию, хозяйственно осматривали поля.
- Просто удивительно, Василий Егорович, - говорил Козырев, размахивая пилоткой, - в блокаде, под таким огнем, и вот видите - колхоз. В шести километрах передовая, а тут - брюква!
- Это турнепс, Тихон, - поправил Бровкин.
- А так похоже на брюкву. Вы, наверно, занимались в детстве огородничеством, Василий Егорович?
Бровкин хотел ответить, что не в детстве, а в двадцатом, тоже трудном для Питера году он вместе со своей Матрешей, известной Тихону Матреной Сергеевной, поднимал заступом дерн на пустырях за Московской заставой и выращивал пудовые кочаны капусты. Но смолчал и продолжал неторопливо вышагивать вдоль полевой стежки.
Не получив ответа, Козырев шумно вздохнул:
- Придется сельскохозяйственную литературку поштудировать. Лишние знания не во вред.
- Кому как. Иной от учения только глупеет. И опять же, смотря какие знания. Ты бы вот лучше по азимуту ходить поучился. Бойцу это нужнее.
- Что там по азимуту, Василий Егорович! Азимут - не теорема Пифагора. Я вот такой хочу вам задать вопросик. Вот, например, перед нами колхоз, поля, коровники... Завод не завод, но хозяйство все-таки сложное, кое-что соображать надо, чтобы им
руководить. Я и хочу вас спросить, взялись бы вы здесь председателем быть? Я бы - прямо скажу - нет. Я бы все завалил.
Бровкин долго шагал молча.
- А ты слыхивал, - ответил он в конце концов, - о питерских рабочих, которые в начале коллективизации были посланы по деревням: на Дон, на Кубань, в Поволжье? О них еще в книгах написано - читал, может быть? Ну вот - все ли они смыслили в
сельском хозяйстве, когда вещички укладывали, чтобы ехать туда? Ты, конечно, не помнишь - у меня да у твоего покойного батьки дружок был, Костя Рыбаков. Послали его по этой партийной линии на Волгу. И что ты скажешь, семь лет в колхозе председательствовал! Выдающийся колхоз сделался под его руководством. А теперь