Не многим иначе, в сущности, обстоит дело и с формулой закона противоречия «А не есть поп–А». Прежде всего, она, вместо объяснения рассматриваемого соотношения, высказывает если не совсем пустую тавтологию, то, во всяком случае, совершенно производную мысль, уже опирающуюся на само рассматриваемое отношение. Ибо что такое есть ηοη–А? Это есть, очевидно, «то, что не естьА»; и потому формула эта говорит: "А не есть то, что не естьА», т. е. «А отлично от всего отличного от него». Вместо объяснения отношения отличия мы имеем и здесь, лишь простое его повторение, idem per idem, с при-: соединением лишь указания на обратимость или взаимность этого отношения (в чем может быть усмотрено единственное положительное содержание этой формулы). С другой стороны, поскольку закон противоречия в этой формуле хочет выразить не простое отличиеА от ηοη–В а отношение несовместимости или несогласимости, «противоречия» между ними, он просто ложен, ибо А не только совместимо с поп–Α, но настолько неразрывно с ним, — связано, что немыслимо вне его: А определимо именно через свое отношение к ηοη–А, т. е. через свою отрицательную связь с ним, так что ηοη–А является признаком, через который прямо определяется самоА (А есть то, что отлично от поп–А).
Наконец, последний закон — закон исключенного третьего — опять содержит коренное противоречие между своим содержанием и тем, что предполагается его собственной формулировкой. В самом деле, им утверждается, что все мыслимое может быть только либо А, либо ηοη–А, и что ничего третьего быть не может. Но что служит подлежащим этого суждения? Одно при двух: либо оно само есть одно из утверждаемых им содержаний (А или ηοη–А); тогда суждение ложно: ни к А, ни к поп–А, каждому в отдельности, неприменимо утверждение, что оно есть илиА, или ηοη–А, так как каждое из них есть только оно само и не может быть своей противоположностью. Либо же, — что очевидно, — под подлежащим этого суждения разумеется нечто, что не подходит ни под А, ни под ηοη–А в отдельности, т. е. нечто третье, и тогда закон исключенного третьего нарушается в своей собственной формулировке. В лице того, чему приписывается невозможность быть чем‑либо третьим между А и ηοη–В мы имеем перед собой именно это третье.[104]
2. Нетрудно усмотреть, что источник указанных трудностей в формулах законов мышления заключен в том, что, формулируя эти законы, мы выражаем их через посредство некоторых свойств или отношений, которые мы приписываем содержаниям А и ηοη–А. В действительности, однако, то, о чем говорят эти «законы», есть не какие‑либо свойства, в смысле черт, опирающихся на уже готовые содержания мысли, и не отношения между такими уже готовыми содержаниями, а условия, в силу которых впервые Становятся возможными сами эти содержания. Поэтому нельзя выражать эти законы, исходя из уже готовых А и ηοη–А, а нужно выразить их так, чтобы показать, как эти законы создают сами содержанияА и поп–А.[105]
Что мы понимаем вообще под «определенностью»? Какие моменты необходимы, чтобы мы имели какое‑либо содержаниеВ как отдельное, замкнутое в себе, однозначное содержание? Нетрудно видеть, что определенность конституируется именно тремя моментами, соответствующими трем «законам мыслимости». 1) Содержание А есть, прежде всего, нечто вообще: это значит: оно конституируется моментом внутреннего единства, самодовления, законченности[106].
Под содержанием А мы, в силу этого момента, мыслим нечто, данное целиком, как единство. 2) Оно есть, далее, нечто особое: содержаниеА осуществляется именно в момент обособления, выделения, противопоставленности. Всякое содержание имеет в себе как бы момент отталкивания, обособления — момент, в силу которого оно есть «не–иное», имеет логические границы, осуществляется на почве первичного момента отличия, отношения к запредельному себе. 3) Оно есть, наконец, не только особое или «не иное вообще», но «именно такое, а не иное»: его раздельность илиособностьтакова, что именно в силу своего выделения или противопоставления иному оно становится «таким‑то», т. е. однозначным, единственным содержанием. Эти три момента совместно и нераздельно образуют существо того, что есть определенность, т. е. содержание, как определенное содержание, как некоеА.
104
Быть может, укажут, что существуют иные формулировки законов противоречия и исключенного третьего, которые избегают указанных противоречий. Это — именно формулировки, идущие от Аристотеля, смысл которых сводится к тому, что «ничто не может одновременно и в одном и том же отношении и быть, и не быть Α» ή что «между двумя понятиями мыслимо только или положительное, или отрицательное отношение, и никакого третьего» (ср.: Аристотель. Metaph., IV, 3 и IV, 7). Другими словами, основная мысль этих формулировок рассматриваемых законов состоит в том, что они выражают эти законы не в виде отношений между понятиями А и ηοη–Д а в виде отношений между ут-. вердительным и отрицательным суждениями, сказуемым которых служит понятие А Но именно потому, что эти суждения предполагают понятие А, они тем самым предполагают уже законы, определяющие природу этого А, т. е. именно рассмотренные формулы <Л не есть поп–А» и «нет ничего третьего, кроме А и попА*. В изложенной аристотелевской формулировке закона противоречия это даже прямо заключено: ибо вся сила и действительность его обусловлена оговоркой «в одном и том же отношении», без которой он, очевидно, ложен. Но если мы спросим: в каком именно отношении то, что есть А, не может не быть А, т. е. не может быть ηοη–Д то мы можем получить только один ответ: в том отношении, в котором оно есть А. Другими словами, то, что верно в этой формуле, уже само опирается на формулу «А не есть ηοηνΐ». Зигварт (Logik, I, 2–е изд., с. 182 и сл.) тщетно затрачивает большое глубокомыслие, чтобы доказать принципиальное отличие этой аристотелевской формулы закона противоречия от лейбнице–кантовской формулы «А не есть ηοη–А». Но то же по существу соображение применимо к аристотелевской формуле закона исключенного третьего: упомянутая оговорка в законе противоречия энтимематически мыслится и в этой формуле закона исключенного третьего. Ибо, если предмет в известном смысле может быть одновременно и Л, и ηοη–Д то это отношение и есть третье отношение, кроме утвердительного и отрицательного; и лишь в отношении чистого А как такового, т. е. определенности, уже подчиненной законам мышления, предмет необходимо должен или быть А или не быть им.
106
Более подробно эта сторона определенности будет рассмотрена в следующей главе, в связи с проблемой вневременно общего.