‒ Ты милый, чувак, но совершенно самоубийственный.
Когда Бек забрался в грузовик, он был готов взорваться, когда его рюкзак упал на сидение между ними.
‒ Так что же с ним? – спросила она.
‒ Ты ничего не хочешь знать, – прозвучал краткий ответ.
‒ Расскажи мне или я спрошу Коула сама. Ты знаешь меня, я сделаю это, ‒ предупредила она.
Он вздохнул.
‒ Он высокомерный негодяй, который будет обыгрывать все красиво, а потом оставит тебя сохнуть. Или в твоем случае . . . ‒ Он покачал головой. ‒ Просто держись от него подальше. Он ‒ плохие новости.
‒ А ты можешь быть более конкретным?
‒ Нет, не могу. Тебе придется поверить мне на слово.
Как ни странно, она именно это и сделает. Бек всегда был слишком нервный, но у него имелось шестое чувство, когда приходила беда. Если он сказал, что темные глаза Коула были плохими новостями, то она поверила ему.
‒ Принято. Я буду держаться подальше от него.
Бек кинул на нее недоуменный взгляд, как будто он ожидал, что она бросит ему вызов.
‒ Хорошо.
‒ У тебя достаточно происходит и без беспокойства об этом парне. Я здесь для тебя, никого другого.
Что-то изменилось в его лице.
‒ Извини. Я был на самом деле . . . жалок. Я неприятен с вещами, происходящими тут. Слишком много плохой фигни.
‒ Правда? Я и не заметила, – пошутила она, потом стала серьезной. – Мне все равно, что ты сделал или кем ты был, когда тебе было шестнадцать. Это не имеет значения для меня.
‒ Я хотел бы верить в это. Боже, хотел бы.
‒ Затем, когда все это закончится, и мы вернемся обратно в Атланту, ты спросишь меня, буду ли я думать иначе о тебе.
‒ Ясно, ‒ сказал он, сдавая назад и выезжая на улицу.
Глава 5
Бек настоял на том, чтобы повозить ее повсюду, чтобы она могла почувствовать атмосферу Садлерствилля, Бек не рассказал ей много чего остального, чем он был заинтересован, чтобы добраться поскорее до больницы. Ещё один намек на то, что его отношения с матерью были сложными.
Как и Джорджия, город Садлерствиль был не очень старым, построенный всего лишь в начале ХХ века. Отец-основатель, Джозеф Садлер, был железнодорожником и здесь по-прежнему существовал устойчивый поток шумных поездов .
Хотя он не был большим, там находились церкви – почти все из них были баптистские. В Атланте они бы объединили их все в одну мегацерковь, но здесь у каждого было свое собственное маленькое здание и конгрегация.
Добавляем школу, больницу, прачечную с самообслуживанием, продуктовый магазин и похоронное бюро, и в сумме это равняется родному городу Бека.
‒ Я не смогла бы выдержать здесь, – сказала Райли. – Нет. Слишком мал. Здесь нечего делать.
Бек фыркнул.
– Ох, я бы удивился, какие неприятности ты сможешь найти в таком городе.
‒ Ох, ты имеешь в виду такие неприятности как собрание тупых цыпочек, которые недостаточно умны, чтобы знать о твоей игре?
Бек нахмурился.
‒ Мне жаль, что Волкер сказал это. Это было неправильно.
‒ Его жена всё ещё с ним?
‒ Не-а. Ушла через несколько месяцев после того как я переехал в Атланту, к парню, который строит бассейны. И не вернулась.
‒ Так почему ты уехал из города? – спросила она.
‒ Не было выбора. Волкер получил в моем лице врага однажды ночью, когда я был пьян. Когда я сказал ему, что я не был единственным, кто имел его жену, он заложил меня, и я пошел на него с ножом. Когда мы оба закончили, то были все в крови.
‒ Ты тупой или как? ‒ выпалила она.
‒ Да у меня тогда рот был больше, чем мозги, ‒ он скривился от воспоминаний. – Донован бросил Волкера протрезветь в тюрьме. После поездки в ЭР он заставил меня упаковать свою одежду, а затем он перевез мою задницу в жилище моего дяди в Атланте.
Сказал мне оставаться там, если я не хочу закончить в тюрьме, потому что если я вернусь домой раньше, чем через год, он убедится, если я это сделаю.
‒ Так вот что привело тебя в Атланту. Я всегда задавала себе этот вопрос.
Он издал длительный вздох.
– Время увидеть старую леди. Я не могу больше это откладывать.
‒ Почему она не рада, что ты здесь?
‒ Я не рассчитывал на это.
Знания Райли о матери Бека были довольно скудными ‒ Сэди никогда не была замужем и у нее были проблемы с алкоголем, и она смотрела на своего ребенка как на грязь. И ее сын ненавидел её за это.