Выбрать главу

  - Замшелые истины, расхожие глупости, затасканные слова...

  Сходство взглядов порождает родство душ, но вопреки этому распространенному утверждению, мистер Монтэгю, однажды сказавший мистеру Шелдону почти то же самое, снова почувствовал раздражение. Омерзительный тип этот Лоренс. Просто омерзительный. Лоренс тоже был раздражен, но совсем иным обстоятельством. Чёртов Шелдон вёл себя так, словно женитьба вообще не входила в его планы! Между тем мистер Иствуд рассчитывал, что тот непременно увлечётся Корой. Такая родня была бы ему, Лоренсу, более чем выгодна. Но даже за ужином, когда Лоренс предполагал усадить его рядом с сестрой, Шелдон, игнорируя все его ухищрения, сел рядом с отцом и сэром Чилтоном, Кору же окружили мистер Тэлбот и мистер Монтэгю.

  - И вы разделяете взгляды виконта, мистер Монтэгю? - лениво поинтересовался Иствуд у своего собеседника.

   - Дорогой мистер Иствуд, даже полковник Чартез, отъявленный мошенник, с бесстыдной развязностью говорил, что за добродетель не дал бы и ломаного гроша, но за доброе имя не пожалел бы и десяти тысяч фунтов, - так неужели же человек порядочный должен пренебрегать тем, за что умный плут готов отдать такие деньги? - Джулиан поднял на Лоренса холодный взгляд тёмно-синих, в свечном пламени казавшихся черными, глаз. - Своим добрым именем я тоже дорожу.

   - Разумно...

  Глава 6, в которой мистер Раймонд Шелдон впервые заговаривает с той,

  что пленила сердце его, а затем в одиночестве мечется по постели...

  Визит к Грэхемам стал для Раймонда Шелдона немалым испытанием. Он отдавал себе отчёт в своём тайном желании увидеть Патрицию, хотел ближе узнать её и в душе страшно боялся разочарования - и одновременно - надеялся на него. Страсть, столь неожиданно поселившаяся в душе, тяготила его, Раймонд перестал принадлежать себе и, понимая безнадежность своего недозволенного увлечения, хотел освободиться от зависимости, от того неизъяснимого очарования, что подчиняло его.

   Миссис Грэхем приняла его с преувеличенной приветливостью, Шелдон же, искренне желая быть приятным, старался понять эту женщину. Вскоре увидел, что перед ним достаточно слабохарактерное и вздорное существо, воспитанное на дамских романах, не лишенное, однако, доброты, но сломленное жизненными невзгодами и не устающее сетовать на жизнь. Справедливости ради следовало сказать, что некоторые основания для этого у неё имелись.

   ...Её ныне уже покойный супруг, мистер Джереми Грэхем быстро забыл, как, стараясь унять раздражение, смотрел на миссис Монтгомери. Её просьба возмутила его. Подумать только! Да, они в родстве, но... Он давно через своего поверенного знал, что семья Монтгомери практически разорена, и вдова не сможет свести концы с концами, но взять на воспитание дочь Реджинальда? Кто она ему? Кто ему дочь троюродного брата? Одновременно он понимал, что весомой причины для отказа ему не найти, и это-то и раздражало ещё больше. Он неприязненно покосился на Джейн Монтгомери, бедную красивую женщину с румянцем на щеках - явно нездоровым, и на юную Патрицию, худенькую двенадцатилетнюю девочку с длинной шеей, испуганным узким личиком и волосами цвета льна.

  Она напоминала тощего цыпленка.

  Мистер Джереми Грэхем вздохнул. Он не был жесток, ему были свойственны спокойное благодушие и уравновешенность суждений и поступков. Он задумался. В конце концов, почему бы и нет? Нищенка-родственница его не обременит. Будет компаньонкой его дочурке Хелен. Род Монтгомери - не последний, и вряд ли племянница его опозорит. Конечно, бесприданница и личиком не вышла, но возьми он в дом малышку, в свете непременно отметят его милосердие и сострадание. Это поднимет его во многих глазах. К тому же - эти высокомерные Монтгомери - у него в приживалках! Эти мысли привели к тому, что сэр Джереми чуть успокоился и даже улыбнулся.

  Он позвонил и приказал явившемуся на зов слуге позвать дочь. Хелен не заставила себя ждать - она уже знала, что миссис Монтгомери приехала с дочерью, и хотела взглянуть на неё. Мистер Грэхем с удовольствием посмотрел на дочку - просто куколка. Само очарование! Он не был пристрастен: юная мисс Хелен Грэхем и в самом деле была очень хорошенькой: милая улыбка озаряла прелестные черты, глаза сияли словно две свечки. Отец обожал дочь, и сейчас, отметив ещё раз, как непривлекательна юная мисс Монтгомери по сравнению с его дочуркой, почувствовал, что раздражение его полностью улетучилось.

  Царственным жестом он представил дочери её новую подругу, и выразил надежду, что девочки подружатся. Затем он с улыбкой выслушал слова искренней благодарности, произнесенные со слезами в голосе миссис Монтгомери. Если бы можно было разыскать Бенджамина, она не обременила бы его, но - ни на одно письмо ответа не пришло... Женщина продолжала всхлипывать, и он дружески обнял жену покойного родственника.

  Девочку поместили в небольшой комнате в конце коридора, через две комнаты от спальни Хелен. Брат Хелен Гэмфри был в это время был в Итоне, Хелен же была искренне рада напарнице в играх и прогулках и, будучи добросердечной и душевной, не склонна была прислушиваться к словам матери, что Пэт - их бедная родственница, и совсем ей не ровня. Хелен была на три года старше, и многому обучала Патрицию - ей нравилось быть наставницей. Кроткую и тихую Пэт в семье Грэхемов не обижали, и мистер Грэхем даже распорядился одевать девочек одинаково: бледненькая Патриция подчеркивала красоту и здоровье его малютки. Дни девочек проходили nbsp;в тихих играх и чтении, чуть повзрослев, обе стали непременными участницами городских детских вечеринок. Приехавший на каникулы Гэмфри сопровождал их, и тут впервые Пэт довелось в полной мере понять, сколь велика разница между ней и Хелен. Юноши наперебой приглашали мисс Грэхем, её книжка танцев была заполнена от начала и до конца, с Пат же танцевал только один раз Гэмфри - и то, как видела Пэт, просто из жалости. Когда же она случайно, на какой-то вопрос молодого Грэхема ответила: 'Да, братец', миссис Грэхем резко указала ей, что к нему следует обращаться - 'мистер Грэхем'. Пэт смущённо повторила: 'Да, мистер Грэхем'.

  Больше она не ошибалась.

  Во время вечера она стала случайной свидетельницей разговора двух юношей, которые казались ей удивительно взрослыми и мужественными. Один из них спросил Гэмфри Грэхема, кто эта бледная девица, с которой он танцевал третий танец? Тот объяснил, что это их дальняя родственница, компаньонка его сестры, отец говорит, что у неё ни гроша за душой. Его позвали к столу, а юноши, смеясь, заметили, что единственным капиталом бесприданницы является красота, если же и того нет...

   Пэт побледнела так мел, но благодаря тому, что ее скрывали от всех тяжёлые портьеры у входа, осталась незамеченной. Она тихо вышла на оплетённую плющом веранду. 'В беседке той, где жимолость так разрослась на солнце, что солнечным лучам закрыла вход...' Мать учила её, что она принадлежит к тем людям, которые умеют скрывать свои чувства. Она сумеет. Она никому никогда не покажет, как ей больно. Но как можно скрыть то, что разрывает сердце? Патриция почувствовала, что глаза наполняются слезами. Но она сумеет. Есть простой способ скрыть чувства - нужно просто не иметь чувств.

  В эту минуту к юношам подошёл ещё один, которому они снова высказали ту же мысль. Патриция сжала свой маленький веер так, что побелели пальцы: подошедший юноша был так красив, что пренебрежение с его стороны было бы, чувствовала она, ещё более болезненным, чем выказанное другими. Однако он, выслушав друзей, не присоединился к ним. Девушка, танцевавшая с Грэхемом, по его мнению, была очень грациозна.

  - Вы бы женились на такой, Шелдон?

  - Я старший сын и собой не располагаю, Тэлбот. Давайте оставим этот нелепый разговор.

  Шелдон. Его зовут Шелдон... И оттого, что этот красивый юноша не задел её оскорбительным замечанием, ничем не показал, что понимает, как она уродлива и неуклюжа, в ней проснулось благодарное и нежное чувство к нему. Однако Хелен на её осторожный вопрос о том, кто этот юноша с чёрными волосами с цветком в петлице, услышала, что это старший сын милорда Брайана Шелдона, богатейший наследник графства. 'Спаси Бог девушку от любви к мужчине, стоящего выше её по положению' - Патриция хорошо помнила эту максиму, неоднократно слышанную на проповедях.