Правда, относилась она к тому обстоятельству, что танец наконец-то закончился.
Достаточно привлекательной показалась мистеру Шелдону мисс Гилмор, милая шатенка с карими глазами, в поведении которой не было ни излишнего кокетства, ни навязчивой разговорчивости, но пару раз он подметил её грустные взгляды в сторону мистера Тэлбота, всецело занятого мисс Корой Иствуд. После того, как сам мистер Шелдон оказался партнёром всех девиц, скрипачи вновь заиграли контрданс. Кого он пригласит второй раз? Девицы затаили дыхание.
Кору Иствуд?
Но тут мистер Шелдон неожиданно вздрогнул, заметив в компании достаточно пожилых дам её - встреченную им у Салливанов Девушку в розовом, Патрицию Монтгомери. Это имя впечаталось в память. Теперь она была в бледно-зелёном платье, которое тоже удивительно шло ей. Она сидела рядом с миссис Грэхем, глядя не на танцующих, но в темноту за окном, и свечи в напольном канделябре бросали на её белокурые волосы странный отблеск, казавшийся сияющим нимбом, окружавшим её головку и изящные, точно выточенные из слоновой кости черты.
Раймонд, внутренне затрепетав, попросил генерала Диллингема представить его девице, потом пригласил её, заметив, что она робко взглянула на миссис Грэхем, но та, восхищённо взирая на прекрасного юношу, не заметила взгляда Пэт. Сама мисс Монтгомери, побледнев от удивления и страха, поднялась и на дрожащих ногах прошла с мистером Шелдоном на середину зала. Она знала, что в своём платье в глазах всех богатейших наследниц графства выглядит нищенкой, и старалась быть как можно незаметнее.
Сам Шелдон, оказавшись в паре с предметом своего интереса, чувствовал, как её холодная мраморная рука леденит его ладонь, не знал как себя вести, все галантные фразы вылетели у него из головы, он не мог отвести взгляда от завораживающей его красоты девушки. Сердце его стучало гулко и нервно. Растерянная и побледневшая мисс Монтгомери была немного скована, но грациозна, и оттого, что удостоилась приглашения того, о ком восторженно говорили все девицы и их матери, ещё больше волновалась. Шелдон бросал взгляд на её лицо и чувствовал, как сжимается сердце, когда же, опуская глаза, останавливал взгляд на её бело-розовой груди, его дыхание пресекалось и, обжигая душу, по телу проходила волна пламени.
Музыка смолкла, и Раймонд очнулся. Глупец! Ну почему он не заговорил с ней? Что с ним? Его ум профессор Хоуп называл утончённым. Знать бы, что порождением самого утончённого разума может быть самое причудливое безрассудство! Раймонд почти не мог дышать, темнело в глазах, голова шла кругом. Что за вздор? Наваждение какое-то. Почему какая-то девица, которую он и видит-то второй раз в жизни, вдруг так заворожила его, приобретя над его душой ничем не оправданную власть? Красота её, бросившаяся в глаза Раймонду, похоже, никем, кроме него, не замечалась. Может быть, ему просто мерещится? Шелдон снова беспомощно оглянулся на девицу. Нет, не мерещится. Такие лица он видел в Лондоне - в музейном греческом мраморе. Но все почему-то прославляли красоту Коры Иствуд - если разобраться, просто кукольно-смазливое личико. Говорили и о красоте леди Радстон - на его взгляд, просто правильные черты и ничего больше.
Нет, мисс Патриция Монтгомери была прекрасна, как Афродита, вышедшая из розово-белой пены Адриатики, как лилейный лунный диск, отраженный в серебряных зеркалах, как мрамор Пароса, опал и жемчуг... Ничего ему не мерещилось. Но это всё равно ничего не объясняло. Почему он теряет себя, почему не может быть собой, глядя на неё? Безумие, вот что это такое. 'Возьми себя в руки, идиот', приказал себе Шелдон. 'Что с тобой происходит?'
Мистер Шелдон постарался овладеть собой.
Музыканты заиграли снова. Все матери опять затаили дыхание. Шелдон не мог пригласить мисс Монтгомери ещё раз, это нарушение этикета было бы немедленно подмечено пожилыми дамами, разместившимися на удобных диванах в танцевальной зале, но приглашать мисс Иствуд не хотел. Это могло породить надежды, которых мистер Шелдон, памятуя отцовские наставления, внушать отнюдь не хотел.
Молодой виконт медленно прошёл по залу и приблизился к компании мужчин, где громко высказывался адмирал Салливан, обратившийся к нему с вопросом, как он смотрит на события во Франции? Пожилые люди определяли мнение общества, и потому проявить неуважение или невнимание к старшему было более чем неприлично. Не выслушать с почтением и вниманием замечание адмирала, вызвать его неудовольствие - какой бы отец, даже при его богатстве, после этого отдал бы ему в жены дочь? При этом Раймонд никогда не кривил душей, и сейчас высказался категорично. По его мнению, происходящее на континенте - безбожное безумие парвеню, жаждущих патрицианских привилегий. Но глупо думать, что это переменит мир. Можно поменять плебеев и патрициев местами, но плебеи останутся холуями и в роскоши, аристократ будет таковым и в лохмотьях. Если же, паче чаяния, произойдет внутренняя перемена - и вчерашние парвеню или хотя бы их внуки обретут подлинный интеллект, благородство и силу духа, а нынешний аристократизм деградирует - ну, и что это даст? Мир останется поделённым всё на тех же плебеев и патрициев...
Сам мистер Шелдон полагал, что вообще-то светская аристократия, патрицианство крови - это всего-навсего наличие денег в одной семье на протяжении нескольких поколений, дающее возможность покупать лучших учителей, лучших врачей и лучших женщин в жёны своим отпрыскам. С течением времени кровь облагораживалась, удлинялись лбы и пальцы, утончались вкусы и манеры, ум становился изощреннее. Сам же он предпочитал истинную знать - аристократию духа - природное благородство, не позволявшее человеку утратить честь ни при каких обстоятельствах. Аристократия, элита нации, необходима. Бунты же охлоса всегда сводились к попытке поменяться местами со знатью, и в основе этих дурных усилий лежала обыкновенная зависть - невольное признание чужого превосходства, злоба на собственную обделённость да стремление к животному самоудовлетворению.
Шелдон заметил, что Монтэгю покосился на него с тонкой улыбкой, Иствуд - с явным раздражением, Тэлбот же выслушал его безучастно, зато адмирал одобрительно покивал головой, и пробормотал, что завидует милорду Брайану. Иствуд же нервно заметил, что события во Франции все же всколыхнули Европу, и многому учат нас...
Лоренс просто был раздражён поведением Шелдона, не пригласившего вторично Кору, тот же в ответ заметил, что не понимает, какие уроки можно извлечь из бунта нотарnbsp;иусов и адвокатов, равных по значимости тысячам невинно убиенных. Этот пошляк Вольтер утверждал, что 'наступит день, когда у руководства встанут философы. Готовится царство разума'. Вот это оно и наступило? Но, ему, Шелдону, кажется, что Разум должен был бы проявлять немного больше уважения к своему вместилищу - человеческим головам, - между тем первым изобретением этого царства Разума стала гильотина.
Мисс Кора тоже была удивлена поведением мистера Шелдона, его сдержанностью и спокойствием. Он, правда, никому из девиц не выказал никакого предпочтения, но она уже привыкла к тому, что преимущество всегда оказывалось за ней. Она продефилировала перед мужчинами, краем глаза заметив, как пожирает её глазами мистер Тэлбот и как побледнел стройный смуглый юноша, стоявший рядом с мистером Шелдоном, которого ей представили как мистера Джулиана Монтэгю. Она снова внимательно вгляделась в него. Он напомнил ей вдруг её детскую фантазию: итальянского красавца-пирата, грозу морей, который брал на абордаж судно с золотом Испанской короны и прекрасной принцессой на борту. Кора заметила, что Шелдон галантно улыбается ей и, чтобы позлить его и заставить ревновать, улыбнулась мистеру Монтэгю и, слегка стиснув веер в правой руке, свернула его, сжав пальцами левой. Мистер Монтэгю вспыхнул. Виконт Шелдон чуть прикрыл глаза, сохраняя на лице улыбку. Мисс Иствуд только что предложила мистеру Монтэгю быть смелее, дав ему понять, что он не противен и вполне может подойти.