Польский исследователь истории «Пролетариата» Леон Баумгартен пишет:
«…Между двумя партиями был заключен «Конфиденциальный договор», который подробно очерчивал отношения между «Народной волей» и «Пролетариатом». Вот важнейшие пункты этого договора:
Обе партии устанавливают взаимное представительство: Центрального комитета в Исполнительном комитете и наоборот, то есть один из членов ЦК представляет в «Пролетариате» интересы русской партии, а один из членов ИК представляет в «Народной воле» интересы «Пролетариата»… Однако эти представители имеют лишь право совещательного голоса.
ЦК и ИК делают все возможное, чтобы группы одной партии, действующие на местах деятельности другой партии, завязывали между собою контакты и помогали друг другу в работе. Какая из этих групп в данной местности является основной, определяется консультациями ЦК и ИК.
ЦК может осуществлять террористические акты на представителей государственной власти от генерал-губернатора и выше только с согласия ИК. Из этого вытекает, что в отношении низших представителей власти ЦК сохранял полную свободу деятельности…
Между тем в Варшаве прошла новая волна массовых арестов…
Положение рабочего класса в Королевстве было в тот момент необычайно тяжелым. В связи с промышленным кризисом 1883—84 гг. произвол и притеснения фабрикантов не знали границ.
В этой ситуации лидеры партии видели единственный выход в терроре, который намеревались проводить против предателей и фабричной администрации, чтобы поднять дух рабочих.
Представителем ЦК в лодзинской и згежской организациях был в тот период Станислав Пацановский, «Михалек», который часто наезжал в Згеж и Лодзь, привозил литературу и инструкции партийного руководства. Згежская организация решила любой ценой привести в исполнение смертный приговор над предателем Сиремским. В условиях небольшого местечка, где все знают всех, возможность слежки и раскрытия предателем организации была больше, чем в другом месте.
26 марта, когда Юзеф Сиремский вечером шел по улице, на него внезапно напали двое. Один из них выхватил кинжал и нанес предателю удар сзади, после чего оба бросились бежать. Это удалось лишь одному. Второго задержала толпа, сбежавшаяся на крик Сиремского. Рана предателя оказалась легкой…
Между тем, в самый разгар облав и арестов, из Парижа возвратился Куницкий… Перед партией стояли три важнейших задачи: надлежало возобновить издание партийного органа, который был бы неопровержимым доказательством существования партии и помогал в развитии широкой пропаганды среди рабочих; другим важным делом было воспитание новых кадров агитаторов в интеллигентских кружках; требовалось также начать энергичную борьбу с провокацией и доносительством, которые вкрались в ряды партии и рабочего класса, и тем самым пресечь настроения паники, поднять дух рабочих, угнетенных неудачами, сотрясающими партию с сентября 1883 года.
Куницкому пришлось практически в одиночку взвалить на свои плечи тяжкое бремя забот о выведении партии из трудного положения. Это его не пугало, напротив, его вера в себя возросла. Единственным человеком, который мог помочь Куницкому, был Петр Бардовский, наиболее опытный из оставшейся горстки революционеров, вызывающий их расположение своею неизменной добротой и высокой культурой. С момента возвращения Кунацкого из Парижа квартира мирового судьи превратилась в главную конспиративную квартиру ЦК партии. Куницкий и Дембский перенесли туда значительное количество нелегальной литературы, там помещался секретариат и архив партии. Квартира Бардовского служила местом встреч главных предводителей партии и переговоров с прибывающими и местными деятелями «Народной воли». Оптимизм, самоуверенность и беззаботность Куницкого передались Бардовскому. Под влиянием Куницкого он поверил, что ему, заметному чиновнику царской администрации, не грозят подозрения со стороны властей и слежка. Он почти не протестовал, когда Куницкий без разрешения приносил к нему пачки изданий, а потом и шрифт, из которого начали набирать номер 5 «Пролетариата». Куницкому приходила на помощь Наталья Поль, которая всегда становилась на сторону «пламенных юношей», безгранично преданных делу революции и жестоко преследуемых властями. В конце концов квартира Бардовского была настолько заполнена нелегальными изданиями и шрифтом, что они нередко лежали попросту на столе, креслах и даже на подоконнике. Бардовский с этим примирился…