Один раз Плеве поднял руку; его длинный палец, обернутый в белую перчатку, указал на неубранную кучу мусора неподалеку от церковной паперти — и тотчас куча исчезла, как по мановению волшебной палочки, растащенная по горстке жандармскими мокрицами, — а рука Вячеслава Константиновича возвратилась на свое место, за поясницу.
Плеве осмотрел ворота, заделанные в стене, выходящей на Ладогу, засыпанное русло канала вдоль стен цитадели, поднялся на крепостную стену.
Он прошел мимо мастера и Никитки так близко, что до него можно было дотронуться, — не прошел, а проплыл, не повернув головы и не дрогнув ни одним мускулом на лице. Мастер и подмастерье сдернули шапки. Инженер, морщась, как от зубной боли, прошипел тихо:
— Все щели замазаны?
— Так точно, ваше выскородь… — доложил Кузьма.
«А как же лаз? — мелькнуло у Никитки. — По тому лазу разбойники вполне сбежать могут…»
Плеве постоял наверху, подставив лицо ладожскому ветру. Перед ним расстилался безбрежный простор великого озера.
— Говорят, отсюда еще никогда не бежали заключенные, — сказал он, не глядя на свиту. — Дай бог и дальше так.
— Рады стараться… — невпопад ответствовал полковник, и процессия исчезла в Королевской башне.
Кузьма долго смотрел вслед начальству, что-то обдумывая, потом толкнул Никитку в плечо.
— Пошли, малец.
Они прошли по стене до Светличной башни, спустились в нее и снова оказались перед гранитной плитой, за которой начинался лаз на волю. Кузьма снял плиту, постоял секунду, потом скомандовал:
— Давай кирпичи.
«Испугался мастер…» — подумал Никитка, спускаясь вниз за кирпичами.
Каменщик работал на совесть. Лаз был заложен двойной хитроумной кладкой внахлест, посажена на раствор и гранитная плита, скрывавшая начало лаза.
— Вот теперь мышка не проскочит, — сказал Кузьма.
Они снова поднялись на крепостную стену. Отсюда хорошо было видно, как отваливает от деревянной пристани пароходик с директором Департамента полиции, торчащим, словно жердь, на верхней палубе; как, вытянувшись в струнку, отдает ему честь полковник; как изгибается в пояснице инженер. Пароходик дал короткий гудок и взял курс на скрытый за болотным маревом город.
— Знаешь, что старец божий говорил? — вдруг спросил Кузьма. — «Насилие бессильно. Силою ничего нельзя сотворить»! Вот оно что!
— Как это? — не понял Никитка.
— Я по молодости тоже не понимал. Теперь понимаю, — вздохнул каменщик. — Силою ничего нельзя сотворить! Запомни, малец. Потому — пускай посидят, подумают. Им кажется — силою можно горы свернуть… Свернуть — оно, может, и можно. Сотворить силою нельзя…
Пароходик с черной полоской на трубе удалялся к медно-красному солнцу, клонившемуся на закат.
Отъезд был назначен на поздний вечер. После артельного ужина Никитка сложил инструменты, собрал вещи, перевязал сапоги веревкою. Мужики разбирали нары, выносили доски из келий. Стук молотков стоял в длинном коридоре старого Секретного дома.
Кузьма вышел на крыльцо, поманил Никитку, забравшегося в полосатую будку караульного. Они прошли через кордегардию, миновали новую тюрьму и оказались у братской могилы русских воинов, павших при взятии крепости в 1702 году. Могила была обсажена елками.
Кузьма вынул широкий нож и срезал две густые еловые лапы. Затем, засунув их под мышку, как банные веники, неторопливо зашагал к Государевой башне. Никитка шел рядом, понимая, что спрашивать о том, куда они идут, — не следует.
Жандарм за воротами башни открыл было рот, чтобы остановить мастера, осведомиться о цели, а то и попросту не пустить, но Кузьма миновал его с тем холодным равнодушием, с каким проходят мимо водосточной трубы, и жандармовы слова замешкались где-то на подходе. Миг был упущен. Жандарм успел только булькнуть вслед:
— Кто разре…
— Покрошинский, — густым голосом, не оборачиваясь, ответил Кузьма, а в Никитке все возликовало: не побоялись жандарма!
Кузьма пошел вправо по берегу. Они обогнули Королевскую башню, дошли до свежезаделанной двери в крепостной стене, ровно посредине между Королевской и Флажной. Здесь Кузьма остановился и передал еловые лапы Никитке. Затем мастер отсчитал от кирпичной заплаты десять шагов вдоль стены в сторону Флажной и десять шагов к озеру. Он остановился на берегу с торчащими из песка округлыми камнями, прочертил носком сапога на песке крест, а затем, собрав несколько валунов, соорудил на этом месте небольшую пирамидку, к которой и прислонил лицом к озеру скрещенные еловые лапы.