К рассвету беглецы успели подняться в горы, покрытые густыми непроходимыми лесами. Они уходили все дальше от страшного жреца и ужасной участи, быть принесенными в жертву. Постепенно их тревога рассеивалась, и на смену ей приходило восхитительное чувство свободы.
Они больше не боялись. Атаутельмек и Таилькона были счастливы так, как бывают счастливы влюбленные, оставшиеся, наконец, наедине. К полудню, поднявшись высоко в горы, они остановились у небольшого ручья. Наскоро перекусив плодами, которые собрали по дороге, беглецы вновь пустились в путь, стараясь уйти как можно дальше от города.
Я надеялся, что им удастся уйти от красноглазого, но знал, что он не позволит добыче ускользнуть так легко. Он будет их искать. И ему в этом поможет умение читать чужие мысли и острый нюх.
Как бы я хотел им помочь! Я начал усиленно пробиваться в мысли Атаутельмека, но у меня ничего не получалось. Он не слышал меня. Его мысли сначала были тревожными, полными страха. Потом они наполнились восторгом и любовью. Он с восхищением смотрел на свою храбрую и такую умную спутницу, смело вышагивающую рядом.
К вечеру путники поднялись высоко в горы и остановились на крутом склоне горного хребта. Рядом высились две горы, поднимавшиеся как гигантские остовы затонувших кораблей.
— Я хочу спрятать пластину …
— Нет. Ты не должен говорить об этом даже мне. Ты дал слово. Иди один, я подожду тебя.
Атаутельмек благодарно посмотрел на свою спутницу. Наклонился и поцеловал ее, а затем повернулся и решительно зашагал по тонкой, едва заметой тропе, пробираясь сквозь густые заросли сельвы.
Выйдя на вершину утеса, у самого подножия двух гор, Атаутельмек огляделся. Далеко внизу, в узком горном ущелье, блестела на солнце широкая лента реки. Среди вековых деревьев виднелись каменные горбы, выступавших из травы глыб. Юноша слышал предание, что на этой вершине находилось старинное капище с огромным камнем посредине. Он начал искать его. Выйдя на небольшую площадку, очищенную от деревьев он увидел треугольную платформу, вырубленную в скалистой почве. На платформе стоял искусно обтесанный из цельной скалы камень.
— Интиуатана — место, к которому привязывается солнце, — почтительно прошептал Атаутельмек и склонил колено перед древним алтарем.
Затем нашел острый камень и начал рыть землю у основания платформы. Вырыв узкий глубокий подкоп, он засунул в него диск, обернутый вытканной из хлопка холстиной, и аккуратно засыпал его землей. Утрамбовав ее и уложив дерн, удовлетворенно оглядел свою работу: никому и в голову не придет, что здесь что-то спрятано.
Я внимательно следил за действиями «хозяина», запоминая приметы. Теперь я знал, в какую сторону направить дальнейшие поиски. Одно оставалось неясным, на каком континенте это происходит. Пирамиды сбивали с толку. До сих пор я считал, что они есть только в Египте. Но все указывало на прямо противоположное место: там пустыня — тут дикие джунгли, там пирамиды островерхие — здесь со зданиями на плоских вершинах.
Атаутельмек вернулся к девушке, и они направились в глубь горного кряжа. Нужно было спешить. До наступления темноты оставалось не так много времени.
Поднявшись на голый горный хребет, выступавший из щетины сельвы, они увидели, как по крутой тропе к ним поднимается небольшой отряд воинов, состоявших на службе жреца пирамиды Луны. Погоня была неожиданно близко.
Беглецы бросились под укрытие деревьев, но я уже знал, что им не скрыться. Во главе погони шел красноглазый. Часа через два воины окружили изменников и, связав им руки, поставили на колени перед жрецом. Все было кончено.
Вопреки правилам, публичная казнь провинившихся была назначена не на поздний вечер, как обычно, а на полдень. Но и дело-то было не совсем обычным: за все время существования этой цивилизации не происходило ничего подобного.
Народ собрался на площади за несколько часов до начала, чтобы рассмотреть привязанных к позорному столбу Атаутельмека и его возлюбленную. Несмотря на большое скопление людей, на площади не было шумно. Все говорили шепотом. Многие, хотя и побаивались жреца, все же сочувствовали влюбленной паре.
День выдался погожим и солнечным, как будто в насмешку. На высокой террасе пирамиды Луны, под большим красочным балдахином, отделанным золотыми и серебряными пластинами, сидел красноглазый жрец.
Я знал, что он специально передал пленников правителю и жрецу Солнца. Всю ночь красноглазый бился над беглецами, но ни один из них не проронил ни слова. И тогда их истерзанные тела были выставлены на солнцепек.
По закону, в дневное время казнью должен распоряжаться жрец Солнца. Он появился на площади в сопровождении свиты ровно в полдень, когда солнце встало в зените. На площади раздались звуки флейт, барабанная дробь и низкие голоса больших морских раковин. Было видно, что правитель сильно постарел всего за несколько часов.
— Люди священного города! Перед вами отступники, совершившие невиданное доселе преступление, — заговорил жрец Солнца в наступившей тишине. — Они отважились преступить законы предков и выбрали позорное бегство, вместо почетного права пройти дорогой посланников к нашим богам. Вы знаете, какие беды терзают нашу страну много лет. Мы надеялись, что этот человек сможет донести богам наши просьбы, но он предпочел оскверниться соитием с женщиной, нежели вступить в священные чертоги богов.
Жрец перевел дыхание и продолжил:
— В мире нет большего преступления, чем то, которое они совершили. Нет такой казни, которая смогла бы очистить их от скверны. Поэтому они будут подвержены сожжению, а их пепел развеян, дабы даже их кости не могли бы поганить землю предков. Да будет так! Я сказал! — жрец опустил свой жезл в знак неоспоримости приговора.
Толпа ахнула от столь сурового наказания. Стать пеплом, пылью, без места погребения … такого еще не было в истории их империи.
Атаутельмек вскинул голову и посмотрел на отца. Жрец невольно взглянул на него, их глаза встретились.
— Отец! — беззвучно крикнул юноша.
— Прощай, — так же безмолвно ответил отец.
На площадь под бой барабанов, рев флейт и раковин несколько воинов внесли вязанки. В один миг вокруг столба, к которому были привязаны пленники, выросла огромная куча из соломы и тростника.
Все стихло. Жрец Солнца высек искры из огнива, … затеплился трут, … пучок сухого хлопка вспыхнул ярким пламенем. Помощник жреца поднес к огоньку скрученный жгут соломы. Она задымилась, словно сопротивляясь, но потом показался крошечный огонек. Жгут вспыхнул. Помощник зажег он него несколько факелов, которые держали младшие жрецы и все, повернувшись, опустили факелы к кострищу.
Я смотрел на происходящее глазами Атаутельмека. Он ни о чем не думал. Только всесильная вера в Сияющего Бога все еще билась в его сознании тонкой ниточкой надежды.
И вдруг солнце померкло. Стало быстро темнеть. Все подняли головы к небу и, взглянув на солнце, люди увидели, как на него справа надвигается что-то черное, и оно имеет не привычный круглый, а серпообразный вид, как стареющая луна. Вот уже от солнца остался узенький яркий серпик, его лучи уже почти не согревают, становится прохладно. Еще несколько мгновений, и над площадью, городом, и долиной с неимоверной быстротой проносится странная гигантская тень. Солнце совсем исчезает и становится темно, как в поздние сумерки. День внезапно превращается в ночь. На потемневшем небе появляются яркие звезды, а на месте Солнца виден черный круг, окруженный растрепанным серебристым сиянием.
Толпа замерла в оцепенении. Факелы выпали из рук жрецов. Костер слабо дымил, не получив достаточной огненной пищи.
И тогда Атаутельмек закричал:
— Слушайте, люди, на священную гору спустился сын Сияющего Солнца! Он предсказал, что настанет конец мира! Вы должны отпустить нас! Мы сможем …
Но красноглазый, не дал Атаутельмеку договорить. Он в мгновение ока оказался рядом и, смотря прямо в его глаза, впился зубами в горло, потерявшей сознание, Таильконы.