Остальные Седьмые были непримиримы. Он дал им время на осмысливание идеи переговоров, а они, похоже, думали о них теперь еще меньше, чем раньше. Хорошие отношения с колдунами? Позор! Двадцатидневная прогулка по зимней дороге? Сумасбродство! Сеньор Ннанджи в качестве заложника? Возмутительно! Все их приготовления к войне прекращаются? Измена! Они не говорили всего этого, но чувства их были очевидны. Ротанкси не мог помочь, но он не мог и не замечать молчаливого протеста. С уверенностью можно было сказать, что он встретит в штыки любые попытки соглашения, зная, что Шонсу не может получить добровольную поддержку даже от старших офицеров.
Потом Уолли пошел с того, что считал козырной картой – с его «аргумента для колдунов», который изменил точку зрения Ннанджи: если так пойдет дальше, то не только воины, но и гражданские скоро будут пользоваться колдовским оружием. Это не сработало. Их ледяная неприязнь даже не подтаяла.
Ннанджи поймал взгляд Уолли, улыбнулся и покачал головой.
В заключение Уолли спросил, будут ли вопросы. Тишина упала, словно земля на крышку гроба. Ротанкси послал Уолли злорадный, циничный взгляд – и это твоя поддержка?
Терпение Уолли было на исходе. Тупые железноголовые варвары! Невежественные дикари! Зачем ему дали такую невыполнимую задачу? С первых дней своего пребывания в этом Мире он чувствовал огромную тоску по своей прежней земной жизни, которую как бы смыли с него, и бесконечное презрение к этой примитивной культуре и этим мулоголовым воинам. Он почти готов был уже умыть руки от всех этих дел, сбора, миссии богов. Забрать Джию в низовья Реки, найти корабль и стать морской крысой до конца своих дней…
– Шонсу, – сказал Ннанджи, – может, дадим досточтимым лордам обсудить этот вопрос в отсутствие колдуна?
Он не умел сохранять невинность на лице так, как его брат. Он явно что-то замышлял. Уолли подумал и пришел к выводу, что выбора у него нет. Ему придется довериться Ннанджи.
– Очень хорошо! Милорды? – Уолли поднялся и повел Ротанкси к двери. Как он и предполагал, Ннанджи не тронулся с места. Дверь захлопнулась за ним, Ротанкси повернулся, что-то говоря…
Но Уолли было уже не до него.
Только несколько телохранителей оставались в огромном вестибюле. И Джия. Он посадил ее на стул и велел ждать, здесь она наверняка была в большей безопасности, чем где-либо в ложе, – после того, что случилось в прошлый раз. В безопасности от воинов, но теперь она стояла опустив глаза перед высокой женщиной в голубом. Уолли одним гигантским прыжком пересек комнату.
– Доа!
– А, вот и ты, милый! – сказала она голосом, напоминавшим жужжание пчелиного роя.
– Я сегодня очень занят, миледи!
– Все в порядке, дорогой! Я пока побеседовала с этой рабыней.
– Побеседовала?
Доа обнажила все зубы в улыбке:
– Это ведь Джия, разве нет? Та, что ты обещал мне?
На минуту ее наглость лишила его дара речи. Джия молчала как камень.
Он никогда не видел их вместе – и глаза Доа говорили о том, что ему следует выбрать, какую из них он хочет.
Потом Джия взглянула на него, и в глазах ее была такая мольба, что Солнечный Бог сошел бы с небес.
Он встал между ними и обнял одной рукой Джию, с любопытством ожидая, что скажет Доа. Воины слушали, от всей души желая куда-нибудь исчезнуть. Только бы не сорваться!
Джия прильнула к нему, ища ответа. Он вспомнил, кто был включен в его мечты о плавании на заходе солнца. Не Доа.
– Да, это Джия. Джия, любовь моя, это Леди Доа. Я не собирался тебя ей отдавать. Все, что она наговорила тебе тут, – она налгала.
Лицо Доа вспыхнуло. Воин был очень спокоен.
– Досточтимый Форарфи! – Уолли старался не повышать голоса. – Проводи Леди Доа из ложи и присмотри за тем, чтобы она никогда больше не приходила. Миледи, я не смогу сопровождать тебя сегодня на банкет лекарей.
В какую-то минуту ему показалось, что Доа сейчас прыгнет на него. Он даже понадеялся, что так и будет.
– Ну, я-то буду там обязательно, они ждут от меня песен. У меня есть для них несколько новых.
– Последи за своим язычком, менестрель. А то как бы тебе не пришлось петь их крысам в темнице.
Доа охнула, потом резко повернулась и пошла к двери.
Уолли обнял Джию еще и второй рукой.
– Я виноват, прости меня, моя любовь, так сильно виноват! Не верь ей, что бы она тебе ни говорила. Джия изучающе взглянула ему в лицо.
– Уолли?
– Кто же еще?!
Дверь в комнату совета распахнулась, и голос Ннанджи позвал:
– Брат!
Но Уолли был слишком занят, чтобы услышать. Наконец Джия осторожно освободилась от объятий.
– Они ждут тебя, моя любовь, – прошептала она.
– Пускай! – сказал Уолли и снова поцеловал ее, и не отрывался несколько минут. Потом неохотно отстранился и пошел в комнату совета. Он чувствовал такой подъем, голова его была так светла, что он удивлялся про себя, как это его могли беспокоить дела сбора.
Он нажил себе опасного врага в лице Доа. Что произошло? Он сразу заметил, что настроения совета переменились. Лица всех пятерых Седьмых сияли. Ротанкси стоял в центре, стараясь скрыть отсутствие понимания под аристократической гримасой.
Ну а Ннанджи улыбался от уха до уха.
– Думаю, что досточтимые лорды могут подойти, брат!
– Это благородное дело, мой сеньор! – провозгласил Зоарийи. Будучи старшим, он взял на себя труд говорить. – Лорд Ннанджи действительно убедил меня.
Остальные закивали, улыбаясь, определенно возбужденные.
Как?
Почему?
Что произошло? Уолли посмотрел на Ротанкси и пожал плечами.
– Тогда мы можем пойти принести свои клятвы, милорд?
Колдун с трудом кивнул.
– Какой же аргумент привел ты, Лорд Ннанджи, на самом деле?
Ннанджи ухмыльнулся:
– На самом деле? На самом деле я сказал им то же, что сказал тебе Лорд Шонсу, милорд, и с чем ты согласился. Слово в слово, ничего другого, клянусь.
Он был до невозможного горд собой. Мистифицировать Уолли? Это было что-то новенькое для Ннанджи.
– Шонсу, для такой клятвы потребуются жрецы!
– Думаю, да.
– Тогда почему бы не отвести Лорда Ротанкси пока в тюрьму – посмотреть, как воины содержат пленников? А мы бы пока, – он сделал широкий жест в сторону кастеляна, – с Лордом Тиваникси немножко пофехтовали!
Тюрьма есть тюрьма – темень, плесень и вонь. Уолли настоял на том, чтобы пленников хорошо содержали, их и содержали хорошо – по меркам Мира. Он позволил Ротанкси поговорить с ними наедине, рассчитывая, что старик объяснит им их положение контрзаложников и убедит в безопасности. Хотя интересно было бы услышать, как пленные колдуны отнесутся к идее переговоров.
Впрочем, тюрьма есть тюрьма, и было большим облегчением выбраться наконец на свежий воздух, пусть даже во двор со всеми его душевыми и уборными, хлопавшими на ветру парусиновыми стенками. Но сквозь этот шум до Уолли донеслись возбужденные и одобрительные крики.
– Как насчет небольшого фехтовального представления, милорд? – предложил он. – Думаю, это не твой любимый вид спорта, но на это стоит посмотреть, чтобы было потом о чем рассказывать дома.
Колдун все еще слепо моргал глазами на свету после темниц.
– В самом деле! – сказал он. – Но сначала скажи мне, что случилось с Лордом Ннанджи? Как ему удалось убедить остальных?
– Если он говорит, что привел те же аргументы, милорд, я должен ему верить. Но, признаюсь, я не понимаю.
Ротанкси беспокойно нахмурился:
– Если бы я услышал это от кого-нибудь другого – даже, прости, от тебя, Лорд Шонсу, – я бы предположил коварство. Но от него…
Он покачал головой. За время своего плена на «Сапфире» он узнал Ннанджи. Даже колдун не мог предположить у него двоемыслия. Ннанджи был улыбчивым убийцей, но он никогда и не скрывал этого.
Уолли провел колдуна через туннель и арку к ступеням перед ложей, где застал с полдюжины среднеранговых, огораживающих пространство поединка. Игры в поло прекратились, и теперь воины развлекали себя фехтованием. Почти каждый из собравшихся обнимал женщину, как бы празднуя этот неожиданный подарок судьбы. Не многие заметили остановившегося рядом колдуна в сопровождении их сеньора.