Александра Лисина
Сердце Зандокара.
Часть 1. Предназначение
Пролог
Сумерки. Тишина. Ночь подкрадывается к порогу незваной гостьей. Холодный западный ветер неприятно ерошит верхушки высоких трав. Темные небеса пристально смотрят на притулившееся у подножия гор селение, и, хотя ничего вокруг не предвещает беды, почему-то именно сегодня их взгляд ощущается особенно остро.
Домов в деревне немного - десятка полтора или чуть больше. Добротные, деревянные, крытые свежей дранкой и обнесенные снаружи крепким тыном, чтобы не дразнить лихих людей. Стоит она вдалеке от больших дорог, рядом с Ленточкой - последней из многочисленных притоков могучей Арги. Как раз перед тем, как великая река, истончаясь и постепенно слабея, юркнет в Охранные леса, а потом бесследно пропадет в глубинах легендарного, известного своей кровожадностью Занда.
Как ни странно, местные жители не боялись его близости, несмотря на нехорошую славу, недобрые слухи и даже тот факт, что случайные путники старались держаться от него подальше. Но они вообще мало чего боялись - эти еще не горцы, но уже и не равнинники. Вынужденные жить там, где мало кто рискнет просто появиться.
За годы, проведенные рядом с опасным соседом, они поневоле приспособились и поэтому не пугались ни странных звуков, иногда долетавших со стороны Занда, ни следов неведомых зверей, которые частенько попадались на окраине Охранного леса, ни ходячих деревьев, ни дикого зверья, ни нависающих почти над самыми головами крутых скал... вообще ничего. Кроме тех редких дней, когда с недалеких гор так же медленно, как и сейчас, сплошной лавиной слетали плотные серые клубы, похожие то ли на дым, то ли на магический взрыв, а то ли на проклятие небес.
Внезапно в одном из домов распахнулась дверь, и на пороге появился грузноватый, но еще полный сил мужчина. С широким, открытым лицом, на котором виднелись редкие полоски старых шрамов, сильными плечами кузнеца, твердыми, как копыто, натруженными ладонями и тяжелым взглядом бывалого воина, нутром чующего приближающуюся опасность. Втянув ноздрями прохладный воздух, он настороженно замер, оглядывая пустой двор, но потом увидел стремительно тонущую в сером мареве границу леса и разом помрачнел.
- Туман... - обронил он негромко, пристально всматриваясь в темноту. - Не время сейчас для него. Совсем не время... а ведь ползет, проклятый. И снова с гор.
За его спиной раздался тихий вскрик и звон разбившейся посуды.
- Как?! Опять?! - испуганно прошептал из глубины дома женский голос.
Мужчина тяжело вздохнул и медленно повернулся: жена в ужасе смотрела на него расширенными от страха глазами. Так и не заметив, что выронила пузатый горшок, который как раз несла к столу, и того, что теперь у нее под ногами безобразной лужей растекалась горячая каша.
Малуша... красивая она. До сих пор еще очень красивая - златогривая, синеглазая, румяная, в поясе почти так же стройна, как в тот день, когда он впервые ее увидел. Руки мягкие, теплые, вкусно пахнут хлебом... и дочка бы выросла такой же красавицей. Если бы, конечно, была жива.
- Да, - хрипло сказал кузнец, опустив взгляд при виде посеревшего лица супруги. - Как раз семь лет прошло. На моей памяти это уже третий раз.
Она судорожно смяла белый передник.
- Всевышний, за что?! Сперва отец, потом дочь... кто теперь? Вэйр?!
- Мама? - беспокойно отозвался из сеней звонкий молодой голос, и мужчина с болью перевел взгляд на единственного сына: высокий, статный, бревно в полтора обхвата за десяток ударов перерубит. В отца силой пошел, это ясно, а вот красотой - в мать, бесспорно. Сам светлый, открытый, чистый... в прошлый раз его только чудом миновала страшная беда. На жалкий волосок разминулась Незваная Гостья, совсем чуть-чуть не дошла. Пощадила. Лишь оставила на память грубую метку - жутковатый шрам, который Вэйр ни тогда - семь лет назад - ни, тем более, сейчас не боялся рассматривать в зеркале. - Отец, что случилось?!
- Ты должен уехать, - тяжело уронил хозяин дома. - Сегодня. Сейчас, пока не стало поздно.
Юноша отшатнулся.
- Что?!
- Да. Туман приближается.
- Мама! - Вэйр растерянно обернулся к матери, но та только заплакала и тоже кивнула.
- Уходи, сынок. С нами уже ничего не случится: дважды эта беда нас не трогала. А ты... боюсь, нового рассвета ты уже не увидишь.
- Я не стану сбегать отсюда, как последний трус! - гневно вскинулся юноша. - Никогда я не отступал перед медведем или вепрем! Ни один зверь не заставил меня показать спину! Никто не может сказать, что победил меня в кулачном бою или что я когда-либо просил пощады! Отец! За что же ты теперь меня позоришь?!