Хриплым голосом Эйдан пробормотал, обращаясь к невидимой Валькирии:
− Будь счастлива, звездочка моя…
А затем закрыл глаза, и по его щеке скатилась всего одна крупная слеза, но ее вид заставил Деклана смущенно отвернуться. Чего он добился этой демонстрацией?
Внезапно голова Эйдана дернулась вверх, и берсеркер насторожился, прислушиваясь к чему-то.
− Ильда... - хрипло пробормотал он, − вот же упрямая девчонка.
Потом он поднял к Деклану полные смертельной боли глаза:
− И долго ты собираешься таращиться на меня? Немедленно выбирайся отсюда!
От удивления Чейз едва не поперхнулся собственным язвительным ответом.
− Чт-то ты имеешь в виду?
− То, что сказал, мать твою. Моя глупая девочка, отдала тебе свое сердце, и будь я проклят, если позволю тебе разбить его. Прекращай ныть и возвращайся к ней. Времени совсем немного!
− Если бы я знал, как это сделать, тупица, думаешь, задержался бы тут хоть на минуту?! И где вообще это самое здесь, я считал, что уже умер! И кто такая Ильда, между прочим?
Раздраженно заворчав, викинг поднялся на ноги и с размаху врезал кулаком по стеклу, за которым продолжали сменять друг друга воспоминания Чейза. Задрожав, оно рассыпалось на тысячу осколков у их ног. Картинка тут же исчезла.
− Видишь? Это место играет с тобой, завлекает твоими собственными иллюзиями. Сосредоточься
на инстинкте, отрицай все, что будут видеть глаза и иди на зов зверя, он выведет тебя к Реджин!
Деклан нахмурился.
− Ты провел здесь все это время? Как тебе удалось не сойти с ума? Как ты возвращался?
− Я не был здесь прежде. Когда я умер в первый раз Ильда и ее сестра перенесли меня в Асгард, как и полагалось. Но когда старик Один пришел забрать меня в Валгаллу, я послал его куда подальше и сказал, что даже смерть не удержит меня от того, чтоб вернуться к Реджин. И я сдержал слово.
− Ты послал... Одина?! - глаза Чейза едва не вылезли из орбит. - Неудивительно, что он проклял нас! Вернее, тебя! И как еще ангелы смилостивились до того, чтобы прийти за тобой после смерти!
На этот раз Эйдан удивленно выгнул бровь.
− Ангелы? Ты что совсем ничего о нас не знаешь, ирландец? Души падших воинов в иной мир проводят валькирии, бесстрашные девы-воительницы! И одна из них сейчас рвет и мечет от того, что не может отыскать меня, - после этих слов губы древнего викинга изогнула такая дерзкая усмешка, что, несмотря на все обстоятельства, Чейз вынужден был признать, его воины не зря восхищались своим предводителем. Он действительно не знал, что такое страх.
− Валькирии? Здесь? Но...
− Не все дочери Одина покидают Валгаллу, как Реджин и ее сестры, некоторые служат богам или же просто развлекаются со своей матерью Фреей. Вернее развлекались, пока она не уснула. Но те, что ушли уже никогда не смогут вернуться.
− Черт возьми...
− Хватит уже болтать, выметайся отсюда! - прорычал викинг. − Будь братом моему верному Брандру. И хорошо заботься о Реджин, иначе мое проклятье покажется тебе шуткой! Клянусь бородой Одина!
У Чейза вдруг возникло необъяснимое чувство родства с этим рассерженным и таким самоуверенным даже перед лицом смерти медведем, который каким-то образом составлял определенную часть его собственной личности. И не ожидая этого, он вдруг с легким сарказмом ответил:
− Он не носит бороды, насколько мне помнится.
Эйдан застыл на мгновение, а потом расхохотался так, что казалось даже тени, окутывающее это место, словно стали менее зловещими.
− Быть может ты и не так безнадежен, как мне казалось, Деклан Чейз, - чуть ли не по слогам произнес викинг, − мой зверь внутри тебя, но любой берсеркер в первую очередь личность. Человек, носящий в себе силу медведя. И ты... в тебе что-то есть, твоя собственная сила духа.
Последнее признание он сделал весьма неохотно.
− Ты станешь для нее тем, кем мне было не суждено. Сделай же так, чтобы даже я не стал жалеть об этом.
− Я сделаю все, чтобы она была счастлива.
Серъезно взглянув на него, Эйдан с тяжелом вздохом, прохрипел:
− Пусть Один благословит тебя, брат. Прощай.
И вышел из комнаты навстречу своей злосчастной судьбе.
Шагая на доносившийся издали голос взбешенной валькирии, Эйдан даже не удосуживался смотреть по сторонам. Плевать, что там ждет за поворотом. Единственное, что было ценного в его безумной жизни отныне вне досягаемости. И самое ужасное, что у него даже нет желания бороться за себя. Потому что это ощущалось неправильно. Жестоко. По отношению к маленькой сияющей женщине, по крайне мере.