Глава 23. Слово закона
Камеры располагались на нижних этажах замка, уходя глубоко в толщу горы. Жар дышал в каменных стенах, здесь всегда было сухо и тепло. Ничего общего с обычными сырыми казематами, в которых умирали от болезней, гнили заживо.
Сами камеры, выдолбленные в камне, имели округлые формы и закрывались решётками с массивными прочными прутьями, такими, чтобы ни один маркат не сломил.
Ларана сидела на каменной скамье, подогнув ноги и сгорбившись. На ней всё также была мужская одежда, изрядно пострадавшая в схватке. Раны постепенно подживали, зуд и боль проходили, но ей было всё равно. Она не чувствовала своё тело, мыслями находясь далеко.
Аснар не любил сюда спускаться. Здесь казалось, что стены давят, душат и не дают нормально вдохнуть. А если вспомнить, какая чудовищная толща породы отделяет от солнечного света, нависает над головой, так и вовсе тошно становится.
Он подошёл к камере Лараны, остановился рядом, не подходя близко. Взгляд скользнул по неподвижной девичьей фигуре, по подносу с нетронутой едой. Светильники были только в коридоре, так что он не мог разглядеть её лица.
Он и сам не знал, что хотел увидеть. Страх, раскаяние? Может понять, почему она подняла мятеж. Или попрощаться, взглянуть ей в глаза последний раз.
— Ларана, зачем? — спросил он горько.
Она не двинулась, словно не слыша. Аснар вздохнул, прикрыв глаза. Зря он сюда пришёл. Не стоило оно того. Зачем печалится о том, кого уже нельзя спасти. Ничего уже не изменить.
Он готов был развернуться и уйти, когда она подняла голову. Зелёные глаза странно блестели в полумраке.
— Ты пришёл посмотреть, насколько жалкой я стала? — голос был тихий, хриплый. У неё пересохли губы, но она всё равно не притронулась к воде. — Пришёл увидеть предательницу?
— Твой отец — предатель, — мужчина подошёл ближе. — Но ты могла выбрать жизнь. Ты могла бы дождаться весны, уплыть на корабле в Шараам, начать новую жизнь, если не могла жить здесь. Почему же ты выбрала смерть?
— Я выбрала? — прошипела Ларана зло. — Всё было хорошо. А потом ты уехал на границу, и осенью вернулся с женой. И больше не видел меня, не ждал и не искал, тебе стало всё равно, так ведь?
— Мне жаль.
Ему больше нечего было на это сказать. Все маркаты знали, что оборотень, встретив Ланарен, уже не отступит никогда. Она тоже знала это.
— Жаль? — она рассмеялась. — Не ври мне, Аснар.
— Мои чувства к тебе давно прошли, — сказал он тяжело. — Задолго до того, как я уехал в Бривен.
Она рвано вздохнула. Она это знала. Всегда знала где-то в глубине души, но не хотела верить. Это было слишком больно. Признать это — значит сознательно оборвать всё, что их связывало. Это было выше её сил. Ларана облизала губы, чувствуя, как щиплет глаза.
Она поднялась, пошатываясь, подошла к решётке.
— Неужели не осталось ничего? Совсем ничего?
Узкая ладонь с холодными пальцами скользнула между прутьями и невесомо коснулась его лица. Боги, как скучала она по нему всё это время, как жаждала увидеть. Прикоснуться, обнять. Поцеловать. Вдохнуть до боли знакомый, любимый запах, пропустить сквозь пальцы гладкие, толстые и тяжёлые волосы. Сломать ту стену, что встала между ними.
Аснар остался недвижим, подавив желание отойти. Только взгляд стал жёстче и холоднее.
— Ничего, — ответил он твёрдо.
Ларана до крови закусила губу. Глаза её словно потухли, а плечи опустились. Она отвернулась, не желая видеть лицо того, кто принёс столько боли. Что-то в душе вспыхнуло и сгорело, обратившись мертвым пеплом.
— Мне правда жаль… — повторил мужчина. — Я не могу тебя спасти. И… — он тяжело вздохнул. — Прости.
Он не ждал от неё ответа, но Ларана сказала:
— Ты ищешь прощения? Напрасно, — она обернулась, и в глазах теперь плясало чёрное пламя. — Я сделала этот выбор давно. Это я пыталась отравить анмарскую принцессу.
Она расхохоталась как безумная, увидев, как побелело от ярости красивое лицо, как сжались кулаки, а глаза полыхнули тёмным гневом, в котором сгорели остатки сочувствия.
— Вот, так-то лучше, — она криво усмехнулась. — Теперь ты хоть что-то чувствуешь ко мне, правда? Хотя бы ненависть.
Она улыбалась, а из глаз текли слёзы.
— Дея ни в чём не виновата! — не выдержал маркат. — Почему ты пыталась убить её, а не меня?
— Она забрала тебя. Убила моего отца, — выплюнула Ларана. — Столкнула его с башни. И его тело насадилось на шпиль. Он провисел там всю ночь, пока его смогли снять. Я была там, Аснар. Сидела и смотрела, пока не пришёл рассвет. Я всё ещё вижу его лицо, покрытое инеем. И белые глаза. Он снится мне каждую ночь.
— Он напал на неё. — Аснар ощущал, что ярость вот-вот разорвёт что-то внутри.
Ларана закрыла глаза.
— Всё это уже не имеет значения. Не ищи здесь прощения, правитель. Это любовь убила меня, не ты. И чем быстрее это закончится, тем лучше.
— Завтра тебя сожгут на площади, — сказал он сухо. — Как ведьму. В твоей комнате нашли книгу с описанием темных ритуалов.
Она повернулась и посмотрела на него, словно прощаясь. На миг стала похожа на ту, кого он когда-то любил. Чьё лицо гладил, чьи губы целовал. Сколько часов они провели вместе, прячась от отца и от слуг. Встречались тайком, и темные ночи хранили их тайны. Всё это прошло, рассыпалось горячими искрами.
— Я любила тебя. Всегда любила… уходи Аснар.
***
Дея наотрез отказалась идти на казнь, а Аснар не стал её заставлять. Берий остался доволен. Он-то рассчитывал отговаривать сначала жену, а потом — брата. К счастью, не пришлось. По его разумению, казнь — зрелище не для женских глаз. Особенно не для глаз Деамары.
День выдался хмурым. Небо затянуло тонкими рваными тучами, порхали редкие снежинки. В городе тут и там зияли чёрные пепелища и пустые загоны, взгляд невольно натыкался на них, как на следы болезни. Должно быть обидно, видеть столь грустную картину в свой последний день.
Берий размышлял об этом слегка отстранённо, пока шёл вместе с братом к главной городской площади. Там уже установили виселицу. И сложили хворост вокруг высокого столба.
Лицо Аснара вторило серой погоде, а когда братья, наконец, увидели место казни, он помрачнел ещё больше. Глаза сделались почти чёрными. Берий передёрнул плечами — Аснар живо и неприятно напомнил ему отца.
Для правителей соорудили небольшой навес на возвышении, поставив там два массивных деревянных кресла, укрытых дорогими мехами. Народ собирался на площади, стекаясь со всех улиц и переулков. Некоторые забирались на крыши, чтобы лучше видеть. Стража с трудом удерживала кольцо вокруг виселицы, не подпуская жителей близко.
Берий подумал, что сегодня едва ли не весь город пожелал увидеть казнь ведьмы, которая принесла всем столько бед.
Сначала казнили советников и купцов. Одного за другим их подводили к толстой петле. Босых, в серых холщовых рубахах на голое тело. Их лица и глаза были серые, как талый снег — мятежники мало напоминали собой живых людей.
Аснар жалел, что не может закрыть глаза или отвернуться, поэтому он просто смотрел в одну точку чуть выше балки виселицы. Многих из этих людей он знал много лет, кого-то ещё с детского возраста. Берий не отводил взгляд. Смотрел с мрачным спокойствием. Толпа не орала и не улюлюкала. Все они также молча наблюдали за тем, как половина совета отправляется в небытие.
Когда вереница пленных почти подошла к концу, к навесу подошёл Амтар. Он был чисто выбрит, на плечах покоился новый плащ из серебристо-черного соболиного меха, из под него выглядывала белоснежная шёлковая рубашка. На поясе Берий приметил свой кинжал.
— Пора? — спросил Амтар.
Аснар не обернулся к нему, но Берий заметил, как побелели костяшки пальцев, которыми брат держался за подлокотники. Берий кивнул Амтару и тот направился к костру. Через несколько минут толпа всколыхнулась: поползли шепотки, всё чётче складываясь в одно слово «Ведьма».