— Так займитесь этим вы, — продолжил Дункан. — Наймите рабочих, сделайте все необходимые распоряжения. Атар будет помогать вам, а я постараюсь отпускать его почаще. Счета переправляйте моему казначею.
Джиллиан неотрывно смотрела на Дункана. Он убрал руку, но щека все еще ощущала тепло его пальцев. Жест был достаточно невинным, но произвел на девушку неизгладимое впечатление… Возможно, все дело в том, что они так мало знают друг друга.
— Вы хотите… — она откашлялась, — чтобы я руководила ремонтными работами?
— А что такого? Вам же предстоит в будущем вести все мое хозяйство. Надеюсь, мать научила вас, как это делается. — Он лениво махнул рукой. — В общем, позаботьтесь об этом.
Джиллиан все не могла поверить:
— И вы доверите мне распоряжаться вашими деньгами? По собственному усмотрению?
— Да, разрешаю.
— Но ведь там полно работы! Вы себе просто не представляете. Потребуется очень много денег.
— Теперь, когда я вновь владею поместьями отца, у меня денег более чем достаточно. Не забывайте, что в колониях я еще выращиваю табак на плантациях. Неужели я пожалею несколько сотен фунтов ради комфорта моей бабки и жены?
От злости Джиллиан не осталось и следа.
— Вы ведь на самом деле не такой, каким кажетесь? — тихо спросила она.
Выражение его лица изменилось, и Джиллиан пожалела, что вуаль мешает разглядеть как следует эту метаморфозу. Сегодня вуаль была не пурпурная, а голубая.
— Я не понимаю, что вы имеете в виду, — смутившись, буркнул Дункан.
Джиллиан едва удержалась, чтобы не потянуться рукой к вуали. Позволит ли он, чтобы она увидела его лицо полностью?
— Вы много шумите, ругаетесь, давите на людей, а ведь сердце у вас доброе.
— Глупости, — фыркнул граф, но, когда Джиллиан шагнула к нему, не отодвинулся. Кажется, он был заинтригован не меньше, чем она.
— Можно посмотреть? — спросила Джиллиан, подняв руку. — Можно мне заглянуть под вуаль?
Тут он отодвинулся.
— Нельзя. Да и с какой стати?
— Не думаю, что ваше лицо так уж ужасно.
— Откуда вам знать, Джилли, что такое ужас? Вы слишком юны, слишком невинны.
— По-вашему, я ребенок?
— Во многих отношениях — безусловно.
— Но ведь вы хотите жениться на мне и улечься в мою постель?
Он снова улыбнулся:
— Не стану спорить.
Она вновь протянула руку к его лицу, но Дункан опять попятился.
— Вы ведете себя просто глупо, — пожаловалась Джиллиан. — Хотите, чтобы я вышла за вас замуж, а сами даже лица своего не показываете.
— Пусть глупо.
— А в постели? — поддела она. Конечно, она не собиралась выходить замуж за этого человека и тем более укладываться с ним в постель, но любопытство взяло верх: — Вы и спите в этой дурацкой вуальке?
— Возможно.
Она покачала головой:
— Вы хотите, чтобы я вас боялась? Не дождетесь. Попробуйте как-нибудь иначе. — Она развернулась и зашагала в обратном направлении. — Немедленно займусь домом. Мне понадобится карета, чтобы съездить в город. Надеюсь, вы умеете ездить верхом?
— Стойте, я еще не закончил! — крикнул он ей вслед. — Сегодня на ужин я пригласил приятеля. Будьте в девять в гостиной.
Джиллиан помахала рукой и свернула в кусты, очень довольная собой. Здорово же она обломала Американского дьявола. Она слышала, как Дункан пробормотал:
— Вот плутовка…
Джиллиан удовлетворенно улыбнулась.
Весь день она провела в хлопотах — подыскивала мастеров, которым можно было бы доверить ремонт. О Дункане Джиллиан совсем не думала — просто не было времени. Домой она вернулась лишь вечером, села перед зеркалом и, пока Беатриса расчесывала ей волосы, размышляла об утреннем разговоре.
— Как тебе кажется, — задумчиво произнесла она, — он красивый?
Беатриса наморщила лоб:
— Красивый? С этой вуалью на лице?
— Ты забудь о вуали. — Джиллиан зажмурилась. — Представь, как бы он выглядел без нее.
— Одна из служанок сказала мне сегодня, что в детстве у графа обгорело лицо. Вот он и прячет следы ожога.
Джиллиан открыла глаза и насупилась.
— А помнишь Люси Мэдден? Кузину матушки? Ту, что из Йоркшира? — продолжила Беатриса. — Она тоже ходит в вуали, потому что у нее все лицо в оспинах.
— Не бывает, чтобы оспины были только на одной половине лица, — заметила Джиллиан. — Тут что-то другое.
Беатриса стала укладывать пышные волосы сестры в сложную, высокую прическу. Во рту девушка держала серебряные заколки, и потому речь ее звучала неразборчиво: