— Ну что, жена, пойдем спать?
Она положила руки ему на грудь, посмотрела на него снизу вверх.
— Честно говоря, я ужасно проголодалась. Хочу хлеба и меду.
— Но ты ведь так много съела за ужином, — поддразнил он ее.
Джиллиан оттолкнула его:
— Учтите, милорд, я должна есть за двоих. Мой долг — заботиться о вашем сыне.
— А может быть, дочери, — поправил он.
— А может, и дочери, — кивнула Джиллиан.
— Ладно, обойдемся без слуг. — Он взял ее за руку. — Я сам тебя покормлю.
Они вышли в коридор.
— Правда, покормишь? По-моему, ты ни разу за все время на кухню не заглядывал. Я думала, ты даже не знаешь, где она находится.
Высоко держа свечу, он вел ее по темному, холодному коридору.
— Здесь мне на кухню заглядывать ни к чему. Но вот в Мэриленде…
— Ну да, я слышала. Блаженная земля, где течет молоко и мед. Земля обетованная!
Он шлепнул ее по заду.
— В Мэриленде я часто готовлю себе сам.
— Что же, у тебя там и слуг нет?
— Где, в доме? Только служанка. Все остальные работают на плантации. Там вечно не хватает рабочих рук. Вот почему я хочу завезти туда рабов.
— Служанка? — безрадостно переспросила Джиллиан, не зная, следует ли расспрашивать дальше. Ведь Уилл как-то намекнул, что у Дункана в Америке есть любовница.
— Да. Ее зовут Утренняя Заря.
— Она что, индианка?
— Да.
— Она делает уборку, готовит и только?
— Ладно, Джиллиан, не ходи вокруг да около. Спрашивай.
— Что она делает еще? — Джиллиан никак не могла подобрать подходящего слова. — Черт тебя побери, Дункан! Ты с ней спишь?
Он обнял ее за талию:
— Да.
Какое-то время они шли молча. Джиллиан изо всех сил старалась не ревновать. В конце концов, Дункан уже не мальчик, он не мог все эти годы обходиться без женщины.
— Что ж, — справившись со своими чувствами, сказала Джиллиан. — По крайней мере, ты со мной честен. Большинство мужчин ведут себя иначе. Моя кузена Элизабет уже через три месяца после свадьбы узнала, что ее муж успел за это время обрюхатить двух служанок.
Дункан промолчал, и тогда Джиллиан спросила напрямую:
— Дети у тебя есть?
— Нет. Живых детей у меня нет.
Джиллиан хотела спросить, как он поступит с Утренней Зарей, когда они приедут в Америку, но передумала. Всему свое время. Придется индианке убираться и искать работу в другом месте. Уж об этом Джиллиан позаботится.
Они вошли на кухню, и Дункан зажег свечи в канделябре. Угли в камине еще не остыли, и на кухне было тепло. Приятно пахло корицей и мукой.
— Что будешь есть, жена? — Дункан усадил ее за стол, а сам заглянул в шкаф. — Кабанятина? Селедка?
Джиллиан скривилась.
— Кровяная колбаса с тмином?
Джиллиан изобразила, что ее сейчас вырвет.
— Хлеб и мед. Больше ничего.
— Ага, нашел! — Он достал недоеденный пирог. — Пирог с угрями в мятной подливе!
Джиллиан сделала вид, что умирает от отвращения. Тогда Дункан смилостивился и подал ей краюху хлеба с горшочком меда. Он поставил чайник, и вскоре они уже уплетали хлеб с медом, запивая его горячим ароматным напитком.
Когда трапеза была окончена, Дункан загасил свечи, и, взявшись за руки, супруги отправились в спальню, где их ожидали радости любви.
Дафна сосредоточенно смотрела на шахматную доску.
— Ты дурак, Дункан. Ты разобьешь ей сердце.
Граф упрямо сложил руки на груди. Не зря он опасался этого объяснения. И все же поговорить с бабушкой было необходимо.
— Так будет лучше и для нее, и для ребенка.
— Чушь! — Дафна взяла ферзя, немного подумала, поставила на место. — Может, для тебя и лучше.
— Колонии — не место для благовоспитанной леди.
— Это Джиллиан-то благовоспитанная леди? Ты, кажется, забыл, как она ползала на четвереньках, вытаскивая тебя из-под завала. — Дафна презрительно фыркнула. — К тому же место женщины — рядом с мужем. По крайней мере, будет кому спасти тебя, дурака, в минуту опасности.
Дункан покачал головой:
— Вы не понимаете, бабушка. Там мало продовольствия, там суровая зима, там нет приличного общества.
— Так пусть возьмет с собой Беатрису. Найдете ей там жениха. Я бы тоже могла поехать. Я об этом часто думаю, честное слово. Все хочу посмотреть на твой хваленый Мэриленд.
Она решительно взяла ферзя и сделала ход.
— При всем уважении, мадам, это полнейший абсурд. Вы даже не представляете себе всех тягот и лишений. Моей супруге будет гораздо лучше, если она останется здесь, в Лондоне, ухаживать за вами.