Она скорбно поджала губы:
— Спасибо, Майрон. Передайте привет дорогой Джейн. — А когда гость отошел, презрительно пробормотала вполголоса: — Рогоносец несчастный. Его шлюха-жена снова забрюхатела от другого.
Алджернон хлопал глазами.
— Это сущая правда, — кивнула она. — Всякий знает, что Джейн Уэлш ни одного мужчину не пропустит. Принеси-ка мне выпить, и лучше всего коньяку. Умираю от жажды. Надо залить горе. — Она одернула складку на рукаве. — А лучше, принеси мне сразу два бокала. И не вздумай из них отпивать.
— Хорошо, мадам.
— Встретимся в кабинете у Питера. Нам есть что обсудить, к тому же мне до смерти надоели все эти болваны. Питер, по-моему, пригласил всю Америку. Теперь они не уйдут, пока не выпьют все спиртное и не сожрут все закуски. А многие еще останутся ночевать, черт бы их побрал!
Алджернон побежал за коньяком. Несколько минут спустя он уже входил в кабинет мистера Аббота, мужа Констанции.
— Входи-входи, — поманила его Констанция. — И закрой эту проклятую дверь. Еще не хватало, чтобы нас подслушали. — Она жадно выхватила у него бокал и торопливо отпила из него. — Садись, не торчи как столб. Это меня нервирует.
Алджернон повиновался.
Констанция осушила бокал наполовину.
— Вот, мой адвокат подготовил все бумаги. — Она показала на документы и чернильницу с пером. — Подписывай, и дело с концом.
Алджернон посмотрел на бумаги, потом на Констанцию. Он не знал, как себя вести. Если бы она хоть чуть-чуть приласкала его!
— Должен ли я это прочитать?
— Вот еще! Говорят же тебе, адвокат все продумал. Ты что, мне не доверяешь? — Она выдержала паузу и скороговоркой продолжила: — Все в полном порядке. Я буду распоряжаться всеми деньгами и всеми владениями, а тебе достанется титул, мой маленький лорд. — Она целомудренно потупилась. — О выплатах, которые тебе причитаются, мы поговорим позже.
— Но я не совсем понимаю, мадам, — пролепетал Алджернон, — почему я должен передавать вам все мое наследство?
Констанция хлопнула ладонью по столу, и Алджернон вздрогнул.
— Потому что у тебя слабое здоровье, ты склонен к меланхолии. Лучше будет, если за имуществом буду приглядывать я… — проворковала она, — …дорогой.
Алджернон зачарованно улыбнулся. Она такая красивая, так любит его.
— Хорошо, — прошептал он и потянулся за пером.
Констанция облегченно откинулась в кресле и снова взяла бокал.
Тут дверь кабинета распахнулась, и вбежал Альфред, слезливый сын Констанции и Питера.
— Мама! Папа мне больше конфет не дает! — захныкал он.
Прыщавое жирное лицо мальчика было липким от сладостей.
— Он говорит, что я скоро лопну, если буду столько есть. А Марта испекла такое восхитительное печенье! Если я его не попробую, я умру.
Констанция погладила сына по завитой голове, украшенной голубыми ленточками.
— А ты потихоньку прокрадись в кухню, солнышко, и скажи Марте, что хочешь печенья, — проворковала она. — Папа ничего и не узнает.
Десятилетний толстячок насупился:
— А вдруг гости уже успеют все съесть? Что же мне тогда делать?
— Ничего, Марта испечет тебе еще, — улыбнулась Констанция. — Беги, мой красавчик, и не попадайся отцу на глаза.
Тут в дверях как раз появился Питер Аббот. Мальчик ловко прошмыгнул мимо него и побежал по коридору.
— Альфред, немедленно вернись! Альфред!
— Перестань, Питер. — Констанция потянулась за вторым бокалом. — Тебя услышат гости. Что они подумают? Ты слишком суров с ребенком. К тому же, не забывай, сегодня похороны моего старшего сына.
Алджернон замялся, чувствуя себя здесь лишним.
Питер затворил за собой дверь.
— Снова напилась, — поморщился он.
— Это от горя, — с достоинством ответила Констанция и вздернула подбородок, чтобы не морщинилась шея. Теперь, сидя в непосредственной близости от Констанции, Алджернон видел, как густо напудрено ее лицо.
— Я имею право пропустить стаканчик-другой.
— Ничего себе «стаканчик-другой». Я заметил, что горничная тайком принесла тебе целую бутылку еще перед завтраком. Ты отвратительна, Конни. А из нашего сына ты делаешь никчемного плаксу. Дочь ты уже погубила. Она так затравлена, что боится лишний раз рот раскрыть, а ты с утра до вечера напиваешься да выщипываешь свои чертовы брови!
По щеке Констанции скатилась одна-единственная трагическая слеза.
— Мой сын погиб, а ты смеешь со мной так разговаривать?
— Твой сын? Да ты на него и не взглянула, когда он вернулся от индейцев. А когда пришло известие о его гибели в море, разве не ты воскликнула: «Ну и слава Богу!»? — Питер скривился. — Так что не разыгрывай передо мной спектакль. Прибереги свои таланты для тех, кто знает тебя хуже, чем я. — Он взглянул на Алджернона. — Например, для этого слизняка.