Алджернон сидел с открытым ртом, не веря, что кто-то смеет так разговаривать с Констанцией.
Питер Аббот вышел, громко хлопнув дверью.
— А ты что уши развесил? — накинулась Констанция на Алджернона. — Как ты смеешь подслушивать?
Она швырнула в него бухгалтерской книгой в кожаном переплете. Книга попала Алджернону в голову.
Он вскочил на ноги и попятился.
— Так ты подпишешь или нет?
— Да…
— Так подписывай и проваливай.
Алджернон поставил росчерк и попятился к двери. Констанция так расстроилась, бедняжка. Еще бы, ведь сегодня похороны Дункана. Поэтому она себя так и ведет.
— Я поговорю с вами позже, мадам. Когда вы будете чувствовать себя лучше.
Она не ответила, разглядывая подпись. На документе значилось: «Алджернон Родерик, граф Кливз».
— Вон отсюда! Оставьте меня все в покое! — истерично крикнула Констанция. — Это ты виноват в том, что у меня столько седых волос и морщин. Ты! Вы все созданы для того, чтобы меня мучить! Скоро из-за вас я стану старухой!
Алджернон юркнул за дверь — и вовремя, ибо мимо просвистела еще одна книга.
Джиллиан закинула руки за голову. Она сидела на койке в капитанской каюте корабля «Королевская удача». Именно это судно похитили беглецы из гавани Порт-Ройяла.
— Я больше не могу, я сижу тут безвылазно уже несколько недель, — жалобно застонала она, когда Дункан забрал со стола грязные тарелки.
— Ничего, нога должна как следует срастись, — Дункан налил в бокал вина.
— Ты же сказал, что кость уже срослась и хромать я не буду.
Он сел рядом с ней и легко поцеловал в лоб.
— Правильно, но лишь потому, что я хорошо наложил шину. Тебе придется еще месяц держать ногу в покое.
Джиллиан рассмеялась, положив руку на вздувшийся живот.
— К тому времени я все равно ходить уже не смогу. Тебе придется катить меня, как шар.
— Я тебе уже говорил, Джилли, что в таком виде ты мне нравишься еще больше. — Он осторожно погладил ее по животу. — Тонкая талия — сущая ерунда по сравнению с этой красотой.
Джиллиан была уже на восьмом месяце. До Мэриленда оставалось десять дней плавания, если не помешает встречный ветер. Они едва-едва успеют устроиться на новом месте, прежде чем начнутся роды.
Джиллиан печально улыбнулась. Где сейчас Беатриса? Как хорошо было бы рожать, когда сестра рядом, но это, увы, невозможно. Беатриса осталась на Ямайке, и дай Бог, чтобы она была жива и здорова.
Дункан взял ее пальцами за подбородок:
— О чем загрустила?
— О сестре думаю, — вздохнула Джиллиан.
— С ней будет все в порядке. Ты сама говорила, что Индиго женщин не трогает. Скоро я отправлюсь туда и заберу ее.
Джиллиан погладила его мускулистую руку. Месяц здоровой, сытной пищи, и Дункан вновь стал таким же, как прежде. О днях, проведенных на сахарной плантации, напоминали лишь седые волосы, появившиеся у висков.
— Ты обещаешь, что сразу же отправишься за ней?
— Обещаю. — Он клятвенно поднял правую руку, потом наклонился и поцеловал ее.
— Хорошее вино, — облизнулась Джиллиан. — Где ты его достал?
Дункан улегся рядом, и она подвинулась, чтобы ему было удобней.
— Когда тебе достается пиратский корабль, в нем можно обнаружить много всякого интересного, — засмеялся Дункан.
— «Достается»? — приподняла бровь Джиллиан. — Ты говоришь совсем, как Индиго. Корабль тебе не достался, ты его украл.
— Невозможно украсть у человека то, что ему никогда не принадлежало, — строго ответил Дункан. — А этот корабль Индиго тоже у кого-то украл.
— Само собой, — улыбнулась она.
Какое-то время они лежали молча, наслаждаясь близостью и покоем. Конечно, не все между ними еще было гладко. Джиллиан так и не знала всех подробностей его прошлого, но была уверена, что со временем сумеет разобрать по кирпичикам стену, отделявшую их друг от друга.
— Дункан…
— Что?
Она осторожно повернулась на бок.
— Я знаю, ты не хочешь об этом говорить, но все-таки скажи: что ты сделаешь с Алджерноном? Я имею право это знать.
Он застонал.
— Наверняка в Америку сразу же сообщили, что «Келси Мэри» утонула со всем экипажем. Как только известие дойдет до Лондона, а может быть, уже дошло, этот подлый интриган вновь завладеет всем моим состоянием.
— Что же делать?
— В этом разберутся адвокаты. У меня есть дела поважнее — пора табак сажать.