Я посмотрела на Мелёшина. В слабом свете, бросаемом тощим плафоном, его профиль казался высеченным из камня.
- Они больше... ну... - замялся Мэл, - ничего тебе не сделали?
- То есть?
- А-а, проехали, - махнул он рукой и принялся щелкать пальцами.
Все-таки нужно отдать ему телефон, по-человечески распрощаться и идти в общежитие. Хряпну коньячку для поднятия духа и затаюсь в ожидании Стопятнадцатого с новостями.
Вдруг Мелёшин повернулся ко мне, и все слова, сказанные им вгорячах, истаяли как дым. Неужели обязательно искать подвох в его вспыльчивости? - подумала, цепляясь за каменную скамью, потому что перед глазами поплыло. Во взгляде Мэла растекалась нежность, смешанная с болью, а за нервозностью движений скрывались озабоченность и тревога за меня. За меня!
Бывает так, что иногда миг застывает, превращаясь в вечность. Бывает так, что омут карих глаз начинает утягивать на дно, и нет ни сил, ни желания выкарабкиваться из него. А бывает и так, что еще секунду назад мы сидели, разделенные сумкой, и губы Мелёшина изливали негодование на все и вся, а уже через мгновение они оказались совсем близко, и осталось слегка наклониться вперед, чтобы вспомнить их вкус.
- Эва! Папена! - раздался крик в пустынном холле, и мы с Мэлом подскочили словно ужаленные. Пересекая зал, ко мне спешил Петя Рябушкин с белым рулоном в руке.
______________________________________________
legra vi labum *, легра ви лабум (перевод с новолат.) - читаю по губам
Это могла быть 26.2 глава
Вскочив с постамента, я пошла навстречу.
- Эва... - начал было Петр, но заметив Мелёшина, замолчал и притормозил.
- Петя, привет! - поздоровалась я чересчур жизнерадостно и прокашлялась.
- Слушай, совсем не ожидал, а сегодня Серый принес твой плафон и схему сборки.
На заднем фоне послышался фырк, как мне показалось, слегка издевательский. Да, у кого-то в комнатке скоро будет хорошенький плафончик, пусть и примитивный, и мне наплевать на мнение снобов, развалившихся позади на скульптурном постаменте.
- Спасибо, Петечка! - сказала я с жаром и, подхватив парня за локоть, увлекла в центр светлого круга под плафоном. - Это самая прекрасная новость за сегодняшний день.
- Ты знаешь, а ведь я собирался занести ватман в общагу, - сказал Петя. - Серый принес его в библиотеку, ну, я и подумал, что раз у тебя занятия кончились, то зайду по пути. Спускаюсь, а ты здесь. Из тебя, наверное, Альрик все соки выпил на занятии.
- А Папена забила сегодня на занятия, правда? - возник из-за спины Мэл, протянул руку Пете и представился: - Мелёшин. Егор.
Петя ответил на рукопожатие:
- Рябушкин. Петр. А почему забила? - спросил у меня. - Что-то случилось?
Я открыла рот, чтобы ответить, но Мэл опередил, многозначительно пояснив:
- Она предпочла общаться с профессором в тесном, можно сказать, интимном контакте. Говорят, из-за Папены он специально отменил занятие, и провел учебное время вдвоем с ней, в своей секретной лаборатории.
Я слушала и не могла поверить ушам. Эту ахинею нес человек, который только что... в глазах которого только что...
- Он отменил занятие из-за обследования! - опровергла звенящим от возмущения голосом.
- Значит, Стопятнадцатый убедил тебя сходить к Альрику? - оживился Петя.
- Так вы, Петр, находитесь в курсе передвижений Папены? - снова влез Мелёшин.
- Ну да, - отозвался тот настороженно. - А почему бы и нет?
- Странно. Папена - моя однокурсница, а не делится подробностями личных отношений с деканом и профессором, - светским тоном Мэл продолжал поганить то хорошее, что я успела о нем надумать.
- Ничего странного, - воткнулась в разговор. - Если буду с каждым однокурсником делиться подробностями, у меня отсохнет язык. Но от друга, - я выделила слово "друга" и посмотрела на Петю, чтобы ни у кого не осталось сомнений в том, кто здесь друг, а кто - мимо проходящий однокурсник, - ничего не скрываю.
Петя покраснел от смущения. В сравнении с Мелёшиным он был пониже ростом, кряжистее и шире в плечах, и его круглое лицо с русым чубчиком разительно контрастировало с темными волосами и породистой висоратской физиономией Мэла.
Однако Мелёшин не собирался сворачивать новоприобретенное знакомство. Казалось, он задался целью довести меня до белого каления.
- Кстати, друг Петр, а ваша хорошая и близкая подруга Папена упоминала, что по определенным причинам я курирую ее? - спросил с усмешкой.
- Упоминала, - ответил Петя.
Скажи уж проще, что дрессируешь! - едва не закричала я, с трудом сдержавшись. Изо всех сил вцепилась в Петин локоть и сжала, что есть мочи. Петя был крепким и спортивным парнем, но почувствовал мой хиленький прижим. Он аккуратно поставил рулон с ватманом торцом на пол и освободившейся рукой погладил мою судорожно льнущую ладошку.
Мэл, конечно же, обратил внимание на сей дружеский жест.
- Ну, поскольку вы, Петр - хороший друг Папены, то могу уступить шефство над ней с существенной скидкой.
Я потеряла дар речи. Мелёшин решил продать вымышленные права как какой-нибудь работорговец! От возмущения меня затрясло, а Мэл стоял напротив Пети и улыбался мерзкой улыбочкой.
Петя сказал:
- Слышал о тебе разное, но чтобы опускаться до продажи...
Не успел он закончить, как Мелёшин подскочил и схватил его за грудки:
- Договаривай, и я тебя по стенке размажу, - выдал угрожающе, нос к носу.
- Попробуй, - отозвался Петя и разжал его руки, хотя не без усилий.
Я испугалась. Мэл со своей непредсказуемостью может запросто устроить лицебитие в институтском холле. Возможно, завтра меня здесь уже не будет, а Петя наживет проблем с неуправляемым психом.
- Петя, послушай, - забормотала я парню на ухо, пытаясь убедить его не связываться, - пусть идет своей дорогой, никого не трогает. Зачем портить себе настроение?
- Он унизил тебя, Эва, и ты проглотишь? - сказал тихо Петя, и его осенило: - Он уже унижал, а ты молчала?
Мэл слушал наш разговор, неприятно скалясь.
- Это не унижение, друг Петр, это воспитание. Привыкай править широким жестом.
Вместо ответа Петя пошел на Мэла как бык.
- За хорошие советы бить не резон, - отступил Мелёшин, ёрничая. - Мотай на ус, пока дают бесплатно.