- Значит, вы променяли лекцию по теории символистики на посиделки с бульварным романчиком? - заключил Альрик ледяным голосом. - На следующей неделе проведу эксперименты на живой материи и не поставлю в известность Евстигневу.
- Вот опять! - поспешила я увести разговор со скользкой темы о предпочтениях.
- Что опять? - решил не поддаваться на провокацию Альрик. - Не увиливайте от вопроса.
- Вы хотите провести экспел... эксперл... опыт с материей и не скажете о нем Евстигневе.
Альрик схватил меня за локоть и сказал с угрозой:
- Послушайте, милая девочка! Не знаю, каким образом вы проделываете ваши фокусы, но будьте уверены, узнаю правду.
- Альрик Герцевич, согласна! - закивала я с горячностью. - Режьте, пилите, ройтесь, но найдите. Уши изнемогли выслушивать разные "хочу то" или "мечтаю об этом".
- Значит, вы считаете, будто окружающие делятся своими желаниями и мечтами? - мужчина внезапно сделался бесстрастным. Прирожденный ученый! Прочь эмоции, когда открытие на носу. Я даже залюбовалась профессором.
- Ничего не считаю. Мне мерещится.
- Ну, да. Мерещится, - взъерошил волосы Альрик. Достав из ящика стола блокнот с пером, он начал записывать.
- Альрик Герцевич, а сложно создавать раритеты?
- Почему вы спрашиваете? - отозвался он настороженно. - Как только решите, что говорю что-нибудь отличное от темы разговора, немедленно сообщайте.
- Хорошо, - кивнула я. - Спрашиваю из любопытства.
- Вы пропустили занятие, а на нем шла речь о создании вис-предметов кустарными способами и о причинах запрета правительства на нелегальное производство раритетов.
- Я бы точно больше половины не поняла, - пожалилась профессору. Пусть посочувствует.
Тут до Альрика, видимо, дошло, что если бы я слушала, как он распинался у доски более двух часов, то моя разбушевавшаяся фантазия вместо двух чайных ложек воображаемого бреда, услышанного в лаборатории, выдала бы целую бочку, а то и две. Профессор успокоился и, как мне показалось, облегченно выдохнул. Еще чуть-чуть, и простит игнорирование лекции с участием своей пресветлой персоны.
- Вот пример созданного вручную раритета, - мужчина протянул мне перо. Я повертела. Ничего особенного: малахитовый перламутр с серебристыми полозками, на торце изображение небольшого черного трезубца.
- Перо как перо. Ну, и что в нем необычного? - протянула разочарованно.
Альрик, недовольный тем, что гадкого утенка не оценили по одежке, пояснил:
- В свое время перо запоминало почерк человека, писавшего им.
Необычные качества кустарного вис-пера меня не впечатлили, и оно не удостоилось аплодисментов.
- А сейчас?
- Сейчас перо выработало свой ресурс. Завтра на дополнительном занятии будет подробно рассмотрен вопрос о долговечности раритетов. Неплохо мы развлеклись в свое время. Можно соорудить что-нибудь этакое. Жаль, руки не доходят.
Не сразу сообразив, что разговор разделился на две части, я недоуменно воззрилась на профессора. Неужели он создавал раритеты? Менял структуру вещей, начинял их символами и добивался нужных свойств? Ну, и кто после этого больший авантюрист из нас двоих?
- Сказалось что-то лишнее? - Альрик подозрительно посмотрел на меня.
Неа. И головой помотаю для правдоподобности.
- Я что-то сказал, - подтвердил он. - Что?
- Что Лизбэт прекрасна, - ляпнула я неосторожно.
- Лиза? - удивился профессор и ответил медленно, словно тщательно обдумывал услышанное: - Нет. Я не мог этого сказать. По той простой причине, что... - И оборвал, не закончив фразу. - Начнем осмотр.
- Альрик Герцевич! - взмолилась я. - Катастрофически не успеваю! Нужно бежать в библиотеку, потом в архив. И на допы, наверное, не буду ходить.
- Распределяйте время, - отрезал он сухо. - Исключайте ненужное. Увольняйтесь. Но на занятиях и на осмотрах должны присутствовать в обязательном порядке.
Ах, так! - возмутилась я. Сейчас влеплю правду в лоб!
- Знаете, что вы сказали? Что спите и видите себя на месте Царицы! - воскликнула зловредно. - А еще лучше в кресле ректора.
Профессор поднял бровь, изумившись, а потом вдруг засмеялся: громко, раскатисто и красиво. Он снова окружил меня кольцом рук, опершись ладонями о кушетку, и его лицо стало совсем близко. Так близко, что я заметила веселые искорки в глазах.
- Ко всему прочему, вы хулиганка и обманщица, - сказал он почему-то мягко, хотя мог выгнать взашей за дерзкие слова. - Вижу, у вас заметно улучшилась речь. Как язык?
Я пошевелила им во рту. И правда, стал гораздо легче двигаться.
- Проходит, - сказала и замолчала.
Альрик, недостижимый и великолепный Альрик, мечта и герой сновидений женской половины института, стоял в полушаге от меня, а лицо мужчины было и того ближе. Коснись, попробуй! - толкнулось где-то внутри. Нерешительно протянув руку, я тут же отдернула. Видно, остатки вторичной реакции вдарили по мозгам, накатив нездоровой смелостью в речах и жестах.
Профессор заметил смазанное движение.
- А чего, Эва Карловна, хотите вы? Полдня ваши бедные ушки выслушивали чужие желания, или то, что подсказывало воображение. Чего же хочется лично вам?
Я отвела глаза.
- Сегодня день исполнения желаний. Точнее, одного, мгновенного, родившегося в вашей голове здесь и сейчас, - сказал Альрик. - Разрешаю. Без последствий.
Наступило молчание. Как завороженная, я смотрела в его глаза, и тонула, увязала в глубокой синеве. Медленно и нерешительно протянула ладонь к лицу мужчины, провела кончиками пальцев по уродливому шраму, ото лба и до подбородка. От нехитрого прикосновения электрический заряд пробил подушечки пальцев и, достав до сердечной мышцы, подтолкнул ее, ускоряя.
- Bilitere subsensibila*, - пробормотал Альрик. - Невероятно. Еще.
Накрыл мою ладонь своею, обласкав каждый пальчик, а затем направил мою руку исследовать его лицо. Каждой клеточкой кожи я осязала покалывание однодневной светлой щетины, нездоровую бугристость шрама, родинку у правого глаза, обветренные, слегка шершавые губы, вертикальную складку между бровями и ямочку на подбородке. Острые ощущения пронзали меня насквозь, взрываясь в голове красочными фейерверками. Сердце сумасшедше колотилось о грудную клетку, в глубине нарастало восхитительно приятное щекочущее чувство. Сознание подернулось пеленой, уплывая в блаженство.